01 июля 1995 |
|
********************** Есть такое мнение ***********************
Василий ВЛАДИМИРСКИЙ
ВСКРЫТИЕ ПОКАЖЕТ
В мутном зеркала овале
Я ловлю свое движенье.
В рамке треснутой поймали
Нас с тобою отраженья...
Сергей Лукьяненко
Трудно подражать творческой манере Владислава Петровича Кра-
пивина, почти невозможно. Тем не менее,желающих сделать это хоть
отбавляй. Какие имена, какие произведения! Тяглов, Лукьяненко,
Ютанов, Геворкян, "Круги Магистра", "Рыцари Сорока Островов",
"Оборотень", "Черный стерх" ... А по скольким произведениям рас-
сыпаны щедрой рукой скрытые и явные цитаты из книг Крапивина?
Кажется, с годами эстетические принципы "пионерско-готического
романа", как прозвали его недоброжелатели, вошли в плоть и кровь
отечественной фантастики едва ли не глубже, чем эстетические
принципы Стругацких. Появилось - и, что бы там ни говорили, лихо
набрало обороты, - целое "крапивинское" направление. Несмотря на
свою малочисленность, авторы, работающие в этой манере, чаще
вступают на "терра инкогнита" новых возможностей,чем их коллеги-
традиционалисты. И все-таки,переложить на язык образов бессозна-
тельное так же умело, описать неуловимые эмоции столь же красно-
речиво, как Владислав Петрович, до сих пор не удалось никому.
Крапивин умудрился каким-то одному ему известным (или неизве-
стным?) способом описать самое простое, то,задуматься о чем мало
кому придет в голову. Возможно, именно это и вызвало странную,
чрезмерно эмоциональное неприятие со стороны некоторых критиков.
Или что-то иное, скрытое в недрах бессознательного? Не берусь
судить.
Зато я прекрасно помню, как я впервые читал "Голубятню на же-
лтой поляне". Мне было тринадцать лет, и я жгуче завидовал геро-
ям, завидовал их нарочитой непорочности и ангельской белизне,
которой в жизни не бывает. Немного позже я задался вопросом,
который не дает мне покоя до сих пор: почему же Владислав Петро-
вич, человек, уже в силу своей профессии обязанный понимать, что
так не бывает, пишет так,и никак иначе? Если отставить в сторону
отдающий демагогией тезис о воспитании подрастающего поколения
на позитивных примерах литературных героев (ибо для детей вся
искусственность крапивинских построений более чем очевидна),
остается предположить, что это получается у Владислава Петровича
непроизвольно.
И вот - новая книга. Новая попытка переосмысления окружающей
действительности и переоценки своего отношения к ней. "Сказки о
рыбаках и рыбках" и "Помоги мне в пути..." - две сильные,жесткие
вещи из "командорской" серии. Две серьезные попытки самоанализа.
Что же сублимирует в своих произведениях Владислав Петрович,
что, обильно выплескиваясь на страницы его повестей и романов,
делает их в своем роде единственными и неповторимыми?
Есть в "Сказках о рыбаках и рыбках" герой, некий Волынов -
талантливый художник, стихийный педагог, потенциальный командор.
Один из тех лилейно-белых персонажей, что противостоят у Крапи-
вина абсолютному злу мира взрослых,приятное исключение из непри-
ятного правила. В определенный момент Волынов этот задается воп-
росом: "Неужели эта дура (имеется в виду безымянная "баба-крити-
кесса" - В.В.) возьмется утверждать, что Том Сойер и, скажем,
Сережка из "Судьбы барабанщика" похожи друг на друга? Или Питер
Пэн напоминает Витьку Щелкуна из "Школьной рапсодии"? Или пацаны
из лихой книжки "Рыжие петухи на тропе войны" чем-то сродни
мальчикам Достоевского?" Господину Волынову проще, он всегда мо-
жет призвать на помощь авторитет авторов книг, которые иллюстри-
рует. А что может сказать в свое оправдание писатель, создающий
свои собственные миры? Недаром приятель Волынова говорит ему:
"...Похожи они трогательным сочетанием внешней беззащитности и
внутренней отваги. Волыновский стиль..."
Эх, Владислав Петрович, если бы все было так просто...
Что и говорить, беззащитность и отвага - сочетание трогатель-
ное. Однако в реальной жизни оно встречается на порядок реже,
чем на страницах крапивинских книг - если вообще встречается.
Это не упрек, а констатация факта. Крапивин пишет своих героев
такими, каким он хотел бы видеть самого себя в детстве, и, хотя
герои его внешне различаются, все они одинаково простодушны и
невинны, как стойкие оловянные солдатики, сошедшие с одного кон-
вейера. Владислав Петрович валит в одну кучу все положительные
качества, которыми могут отличаться дети, не обращая при этом
особого внимания на то, что качества эти зачастую являются взаи-
моисключающими. Различия между героями, как правило, заключаются
в разном "процентном соотношении" этих качеств, но присутствуют
они всегда в полном составе. Отрицательными чертами автор наде-
ляет своих малолетних героев с большой неохотой,приберегая такие
подарки для предателей и мерзавцев вроде Ласьена и компании, яв-
ляющихся не более чем марионетками в руках Темных Сил взрослого
мира. Такое впечатление, будто Владислав Петрович никак не может
понять, что дети бывают очень разными, зачастую гораздо более
разными, чем взрослые, и разница эта глубже, чем разница между
"хорошими" и "плохими" мальчиками. "Ты создал себе идеал - мале-
нького рыцаря в куцых штанишках и пыльных сандалиях... И на
основе этого идеала лепишь и пускаешь в свет своих героев... От
себя-то все равно не убежишь".
Итак, исходная посылка творчества В.П.Крапивина: люди рождаю-
тся невинными и, являясь своеобразной "вещью в себе", не несут
ответственности перед Вселенной.
Во всех его произведениях есть только один герой, отраженный
в десятках зеркал и окруженный порождениями абстрактного зла.
Мир Крапивина - это очень неуютный мир. Маленького человечка
здесь со всех сторон окружают мерзавцы и равнодушные холодные
подлецы. Единственный смысл жизни появляющихся изредка положите-
льных взрослых героев - защитить, спасти, оградить невинное дитя
от окружающей действительности, мира "тех, которые велят". Ни к
чему другому эти эфирные существа просто не способны. У них по
определению не может быть каких-то своих, собственных интересов,
никак не пересекающихся с интересами подопечных недорослей,
ничего своего, никаких тайн и секретов. Своеобразная авторская
ревность проявляется в том, что помимо двух-трех "лилейно-белых"
героев все остальные взрослые персонажи книги представляют собой
полную им противоположность. Естественно, из всякого правила
бывают исключения. Есть они и у Крапивина - достаточно вспомнить
"Голубятню на желтой поляне", где и дети, и взрослые находились
в примерно равном положении. Именно поэтому молчаливое большин-
ство взрослых на Планете и состояло из неплохих, но сломленных
"теми, которые велят" людей.
Мелочи, досадные мелочи постоянно мешают целостному восприя-
тию нарисованной Владиславом Петровичем картины. Например, когда
в "Сказках..." очаровательный Юр-Танка, знакомый нам по предыду-
щим книгам цикла "В глубине Великого Кристалла" малолетний князь
скотоводческого племени (! - В.В.), трогательно переживает из-за
убийства золотой рыбки, я сразу перестаю верить Крапивину. Зна-
чит, быка Ваську "по горлу острой сталью" можно, а безмозглую
рыбку - ни-ни? "Она же живая!" Одно из двух: либо Владислав Пет-
рович имеет крайне своеобразное представление о жизни скотовод-
ческих племен, либо племя Юр-Танка прочно встало на путь вегета-
рианства. Правда,в этом случае не совсем понятно,чем же они все-
таки питаются в глухой степи, но это, в конце концов, не так уж
и важно. Главное - гуманизм, не так ли? (Кстати,сам образ рыбки,
которая должна умереть, чтобы выполнить желание,в этом контексте
сам по себе наводит на определенные размышления).
К слову, один из наиболее талантливых продолжателей "крапиви-
нского" направления, Сергей Лукьяненко, в своем отрицании посту-
латов мэтра допустил в "Рыцарях Сорока Островов" ошибку, стран-
ную для человека, уделяющего столько внимания психологии. Если
герой Крапивина - это агломерат разнообразнейших положительных
качеств, на самом деле свойственных детям, но плохо уживающихся
в одной личности, то Лукьяненко наделил своих героев (так и хо-
чется написать "пациентов") достаточно цельной и правдоподобной
психологией, но - свойственной взрослым. Впрочем, когда у одного
хорошего писателя герой проходит "по сто километров в день", у
другого - по сорок,но зато по пересеченной местности и с сорока-
килограммовым рюкзаком за плечами, а у третьего горюет о "сотне
баб", которые останутся неосчастливленными в случае его безвре-
менной кончины, обращать внимание на такие мелочи даже как-то
неудобно. Какие только чудеса с человеческой психологией и физи-
ологией не творят отечественные фантасты "четвертой волны"!
В "Сказках о рыбаках и рыбках" Крапивина мы можем, по крайней
мере, заметить мучительные попытки автора проанализировать недо-
статки собственного творчества и добраться до их скрытых корней.
Болезненная процедура...
Итак, каждый ребенок у Крапивина по определению безгрешен и
невинен до тех пор, пока не подвергнется тлетворному влиянию
мира взрослых. Любое отрицательное влияние, таким образом, может
быть оказано на него только извне. И, одновременно, любая под-
лость, совершаемая взрослыми "в защиту Детства", автоматически
перестает считаться подлостью (сотрудничество Валентина Волынова
с госбезопасностью ровным счетом ничего не значит, поскольку так
он мог эффективнее выполнять функции защитника и охранителя,
следовательно - все оправдано).
Противоречие? Ничего подобного!
Дело в том, что ребенок и взрослый у Крапивина не равны апри-
орно. Единственные герои и действующие лица в произведениях
Владислава Петровича - дети, все же остальное - не более, чем
необходимый для придания сюжету динамики фон. В книгах Крапивина
сам процесс взросления преподносится как почти неизбежная, но от
того не менее страшная деградация личности. Его взрослые герои
буквально живут прошлым, и воспоминания детства для них, как
правило, важнее будничных забот дня сегодняшнего. Заметьте: они
погружаются в воспоминания не о первой любви или первом самосто-
ятельно выполненном ответственном задании,- нет, им вспоминаются
пыльные лопухи их детства и тополя во дворе дома, где они играли
в одиннадцать лет, разбитые коленки и полученные в школе двойки.
Похоже, что им просто нечего больше вспоминать, этим постаревшим
"крапивинским мальчикам". Их взрослая жизнь скучна, однообразна
и лишена ярких красок - до тех пор,пока на их пути не появляется
Ребенок. Характерно, что это не зависит ни от темперамента, ни
от профессии, ни от возраста персонажа - и скадермен Яр,и скром-
ный служащий Корнелий Глас, и человек искусства Волынов чувству-
ют себя одинаково неполноценными, пока не появляется кто-то,кому
они могут "служить" и кого они могут "защищать". Впрочем, служба
эта даже приятна, потому что это служба Идеальному. Крапивин
упорно доказывает, что лучшая участь, на которую только может
рассчитывать взрослый, это выполнение функций обслуживающего
персонала и телохранителя при идеальном ребенке - в том случае,
конечно, когда тот в этом еще нуждается, то есть, пока он не
научился самостоятельно скакать по всем Граням Кристалла. Ну, а
после этого остается только пойти в Церковь Матери Всех Живущих
и тихонько отдать концы,как и поступает старый Командор.Впрочем,
с "крапивинскими мальчиками", вероятно, действительно приятно
было бы иметь дело - если бы они существовали в действительно-
сти. Все-таки, у психологии тоже есть свои объективные законы,
которыми не рекомендуется пренебрегать.
Отсюда закономерно вытекает другая проблема творчества Крапи-
вина - контраст между чрезвычайно зримым, ярко выраженным, соч-
ным и деятельным Злом, и размытым, аморфным, вялым Добром. А о
том, что эта проблема действительно актуальна, свидетельствует
второй роман сборника, "Помоги мне в пути..." ("Кораблики").
Главный герой повести, пронизанной все той же командорской
символикой, межпространственник Петр Викулов, един, так сказать,
в трех лицах. Викулов-отец, Викулов-сын (приемный) и некий Дух
(правда, не совсем Викулов и совсем не святой). И вот что приме-
чательно: самую интересную, самую по-своему-полную-жизнь ведет
именно эта ипостась господина Викулова, носящая в миру имя
Феликс Антуан Полоз. Как всегда, мерзавцы у Крапивина активны и
деятельны (вспомним хотя бы "манекенов" из "Голубятни..." ).
Цели ясны, задачи определены - будь то бредовая идея создания
мыслящей Галактики или банальная возня из-за власти. Гражданин
же Полоз, несмотря на все свои завиральные идеи, ближе к нам,
чем те же "манекены". Вполне наш, земной садист, растлитель и
маньяк-убийца. Он - активен, он - действует, наступает, давая
тем самым возможность силам Добра проявить свои лучшие качества:
принципиальность, быстроту реакции и, конечно же, милосердие к
падшим. Так почему-то всегда происходит: до тех пор, пока
абстрактное добро противостоит в высшей степени конкретному злу,
книги Владислава Петровича читать интересно. Однако, стоит ему
взяться за описание Мира Победившего Гуманизма (например, в
"Лоцмане" ), как получается что-то тусклое, размытое, неотчетли-
вое. Чувствуется, что автору нелегко представить, для чего,собс-
твенно, нужны положительные персонажи там, где их со всех сторон
не окружают патологические типы вроде Полоза, жаждущие крови
христианских младенцев. Вывод: Владислав Петрович прекрасно пре-
дставляет, какие темные страсти могут разрушить душу тринадцати-
летнего подростка;положительные же его герои теряют свойственную
им "полупрозрачность" лишь в непримиримой схватке со Злом. Види-
мо,это следствие того,что в жизни подобные характеры отсутствуют
вовсе - как ни жаль. Я, конечно, не хочу никого задеть,- ни боже
мой!- но столь долгое и сладострастное затаптывание ногами вся-
ких "манекенов", "псевдокомандоров" и прочих малоприятных типов,
согласитесь, требует рационального объяснения!
Интересная и благодатная тема - взаимоотношения между Крапи-
виным и религией. И даже не религией вообще, а именно правосла-
вием - тем самым, которое исповедует большая часть скотоводов
Юр-Танки. Почему православие? Отчасти, видимо, потому, что имен-
но в нем особое место отводится культу Богородицы. Ну, а потом -
какой кладезь образов: Борис и Глеб, Владимир Святой и Александр
Невский, столпники и пустынники! С другой стороны, на совести у
любой из ныне существующих религий столько преступлений, что
Крапивин не связывает своих безусловно светлых мальчиков ни с
одной из них. Именно поэтому православие Крапивина, мягко выра-
жаясь, далеко от канонического. Например, сложно связать веру в
Спасителя с верой в переселение душ, а православный храм со впо-
лне языческими жертвоприношениями. Точно так же, как это было
проделано раньше с марксизмом-ленинизмом, Владислав Петрович ос-
торожно наполняет понятие христианства собственным содержанием,
не имеющим ничего общего ни с первым,ни со вторым. Это - пронзи-
тельный,исступленный культ Детства,культ непорочности и чистоты,
которую взрослым уже никогда не вернуть, хоть в лепешку расши-
бись, и пророки его - Хранители-Командоры. Как известно, чистота
и святость ярче всего проявляется в страдании, и поэтому Влади-
слав Петрович заставляет страдать своих героев. В каком-то смыс-
ле, он и Феликс Антуан Полоз делают "одно большое, нужное дело".
Крапивинским мученикам чужда любовь к работе, тяга к семейной
жизни - даже взрослые у него слишком для этого неуравновешены,
склонны делать из мухи слона и страдать по самому пустяковому
поводу. Взрослый мир по Владиславу Петровичу - вотчина Зверя,ко-
торый опосредованно, через взрослое большинство, отрицательно
воздействует на единственный в этом мире источник радости и сча-
стья - на детей. Поэтому взрослый мир заслуживает уничтожения -
естественно, в целях самообороны. Или, если не уничтожения, то
забвения - это предпочтительнее. Похоже, именно к этому идет ко-
мпания с Якорного Поля. Вселенная по Крапивину - это Вселенная,
где силы тьмы преобладают, Вселенная, созданная человеком с ог-
ромным комплексом вины - ибо в ее координатах только дети заслу-
живают любви и сочувствия.
Вот и получается, что мировые линии разбегаются, как железно-
дорожные рельсы, по граням Кристалла: сложись все так,как сложи-
лось - и перед нами Владислав Петрович Крапивин, гуманист, изве-
стный педагог и замечательный писатель - говорю без всякой
иронии! А получи в свое время какой-нибудь Турунчик заслуженно-
незаслуженную плюху - и, глядишь, перед нами сам Станислав Гага-
рин, прямой потомок князей Гагариных и первого русского космона-
вта, литератор, большой сторонник разновозрастных отрядов типа
крапивинской "Каравеллы". Детские впечатления - это вам не шут-
ки. Один под их воздействием начинает книги о детских страданиях
писать, а другой - товарища Сталина видеть по ночам и внушать
детям активную неприязнь к кровосмесительным бракам между рус-
скими и инородцами. Такие дела.
Очень может быть, что в своих рассуждениях я допустил не одну
и не две ошибки, и, может быть,даже позволил себе оскорбительный
выпад в чей-нибудь адрес. Заранее покорнейше прошу прощения. Я
не хотел. В конце концов, все это написано не вполне серьезно:
ну кто, в самом деле, в здравом уме и твердой памяти позволит
себе всерьез нападать на таких хороших людей?.. Правильно, никто
не позволит. Поэтому призываю относиться ко всему этому без из-
лишней серьезности.
"В каждой шутке есть доля шутки"
Other articles:
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Similar articles:
В этот день... 21 November