200 #A 01 августа 1994

Беседы при свечах - Пейзаж после битвы.

                      БЕСЕДЫ ПРИ СВЕЧАХ

                     ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ БИТВЫ

                  (C) Андрей Столяров, 1994

  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Борис Натанович! Ситуация  в российской фан-
тастике  просто катастрофическая. Несколько лет назад мощный по-
ток англо-американской литературы - в основном  плохо изданной и
еще хуже переведенной - смел буквально  все. Все погребено, все,
что  было у  нас, уничтожено. Читатель российской  литературы не
знает. Как вы полагаете,можно ли в такой ситуации говорить о ка-
ком-то существовании отечественной фантастики?
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:За те 30 - 35 лет,которые прошли с тех пор,
как я впервые  вообще  задумался  над положением дел в тогдашней
советской, а ныне российской фантастике, мне приходится отвечать
на этот вопрос не в первый раз. Уже неоднократно  говорилось и о
кризисе нашей фантастики,и о катастрофе,которая с ней произошла,
и о бесперспективности  фантастики в целом. Я с этим и раньше не
был согласен, не согласен  я с этим и сейчас. Я всегда  говорил:
российская фантастика существует и имеет перспективу до тех пор,
пока живут и здравствуют талантливые  российские фантасты. Слава
Богу, они всегда у нас были, слава Богу,они есть у нас и теперь.
Поэтому  ни о  какой катастрофе  в российской  фантастике и речи
быть не может. Тот процесс,который вы так красочно описали, дей-
ствительно имеет место. И действительно российским фантастам се-
йчас очень трудно публиковаться. Когда писателям трудно писать -
это естественно. Это грустно, но это естественно. А вот когда им
трудно публиковаться - это уже не просто плохо, это неестествен-
но. Должен вам сказать, что российские фантасты находились в та-
ком положении всегда. Лет десять назад опубликовать по-настояще-
му талантливое произведение мешала цензура. Сегодня опубликовать
талантливое произведение нам мешает рыночная ситуация,когда воп-
рос об издании решают по сути дела коммерческие структуры. Имен-
но коммерческие структуры уверены в том, что они точно знают чи-
тательский спрос, именно они заявляют, что русскоязычную литера-
туру покупать и читать сейчас никто не будет, именно поэтому вал
названной вами англоязычной фантастики и захлестнул наши прилав-
ки. Между прочим, то обстоятельство, что вал этот возник и обру-
шился, имеет отнюдь не только отрицательную сторону. Не забывай-
те, что благодаря именно решительному вторжению рынка в книгоиз-
дательство наш читатель, наконец, познакомился с теми произведе-
ниями и с теми авторами, о которых  он раньше знал только понас-
лышке и с которыми он встречался ранее только в самопальных, са-
миздатовских,зачастую бездарных "студенческих" переводах. А сей-
час  мы познакомились  наконец  с Орвеллом, мы прочитали полного
Уиндема, мы знаем  теперь  неурезанного Шекли. Всего лишь десять
лет назад ни о чем подобном и мечтать  не приходилось. Но, разу-
меется, нет  добра  без  худа - это общий  закон природы, и пос-
кольку, согласно Старджону, 90% всего на свете - дерьмо,то и 90%
публикуемой у нас сейчас, издаваемой  и продаваемой англоязычной
фантастики - это явное  барахло. Но зато  и оставшиеся 10% чита-
тель  имеет  возможность получить и - читает. Конечно, положение
российского писателя сейчас не веселое. Однако же так было всег-
да. Надо потерпеть. У меня такое впечатление, что нынешний чита-
тель  иностранщиной  уже  объелся. У меня такое впечатление, что
вот-вот должен наступить перелом, и книгоиздатели, наконец, пой-
мут, что  англоязычная проза, основную  массу которой составляет
явное  барахло, уже надоела. И вот тогда наступит черед  россий-
ских фантастов. Самое главное,чтобы были писатели и чтобы они не
прекращали  работу. До тех пор, пока они существуют, до тех пор,
пока  есть у нас Вячеслав Рыбаков  и Андрей Столяров, пока пишут
Виктор Пелевин, Борис Штерн, Михаил Веллер  и еще  многие-многие
любимые мною, талантливые, сравнительно  молодые наши писатели -
до тех пор российская фантастика жива.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Хорошо. Предположим, что российские фантасты
действительно существуют. Предположим,что они пишут новые книги.
Однако,у англо-американской литературы есть громадное преимущес-
тво перед нами: они много лет сознательно и интуитивно вырабаты-
вали способы написания таких произведений, которые нравятся мас-
совому читателю.Написание таких произведений технически не очень
трудно, их поэтому  можно тиражировать  в громадных количествах,
лишь немного варьируя  идеи, сюжет, антураж. Это - массовый, не-
вообразимый  поток. Российские  же писатели никогда  перед собой
такую задачу на ставили. Смогут ли они в нынешней ситуации - вот
то, что они делают, - конкурировать  с американской фантастикой?
Даже если российских авторов  начнут печатать. Не захотят ли чи-
татели  совершенно другого - именно того, чего хотят они во всем
мире? Русскоязычные  авторы  предлагают то, чего  нет  у других.
Однако, нужно ли это читателю?
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Это  интересный  вопрос. Дело  в том, что у
российских  писателей, в том числе у фантастов, традиции россий-
ской литературы. Грубо говоря, всякий  русский писатель, работая
за письменным столом, так сказать, сгорает, светя  другим. Рабо-
тая и создавая  новую вещь, он отдает ей себя целиком - все свои
чувства, все свои страхи, все свои радости, надежды и страсти он
вкладывает в эту вещь. Для российского писателя характерно стре-
мление  создавать  произведения, которые  служат  не просто и не
только чтивом, не просто и не только средством уйти от жизненных
проблем в обитель грез,не просто средством развеивания скуки, но
в какой-то степени и учебником жизни, и возбудителем сопережива-
ния читателя, и личной исповедью. Короче говоря,у российских пи-
сателей - я, разумеется,имею в виду серьезных российских писате-
лей - всегда была,есть и, я надеюсь, всегда будет некая сверхза-
дача. У них нет той коммерческой ловкости, которая так прекрасно
отработана  даже у самых  хороших иностранных авторов - в первую
очередь фантастов и детективщиков. У меня впечатление, что когда
западный автор работает над романом,он ставит перед собою, глав-
ным образом,одну задачу - прежде всего создать произведение ком-
мерческое. Это и хорошо, и плохо, как это часто бывает  в жизни.
Это плохо, потому что сплошь и рядом в силу такой постановки за-
дачи из-под пера автора  выходят произведения легковесные и жел-
товатые. Это хорошо, потому очень многие из их произведений ста-
новятся достоянием самого широкого читательского внимания и,сле-
довательно,получают преимущественное право на существование, ибо
книга, которую никто не читает, права на существование  не имеет
вообще. И вот эту работу - создание  произведений одновременно и
серьезных,и увлекательных - западные авторы выполняют превосход-
но. Вы правы: перед российским писателем сейчас стоит задача за-
воевания, - а вернее, не завоевания, а отвоевания рынка. Эта за-
дача может показаться кому-то низкой. Но это не так, потому что,
повторяю, не тот писатель, кто  пишет, а тот  писатель, кого чи-
тают. Настоящий писатель должен все  время идти  по некоему лез-
вию: слева у него - пропасть бульварщины,низкопробщины,"желтого"
вкуса, справа  у него - пропасть  элитарщины, пропасть ничуть не
мельче и ничем не почетнее, пропасть, в которой  гибнут зачастую
самые  лучшие замыслы и "начинанья, вознесшиеся мощно", - просто
потому, что они оказываются невостребованными. Вот по этому лез-
вию и должны  пройти наши  авторы. Я уверен, во-первых, что этот
путь, хоть  и узкий, но  существует, и, во-вторых, - очень-очень
многие из наших  писателей вполне  способны пройти этот путь, не
свалившись ни в пропасть бульварщины,не в бездну элитарщины. Так
что я в этом плане исполнен определенного оптимизма.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:То, что  делали  до сих пор  и делают сейчас
российские  авторы, как  мне  кажется, и есть  узкий путь, "путь
бритвы". С одной стороны,они не скатываются в явно элитарную ли-
тературу, а с другой стороны, лидирующая  группа российских фан-
тастов не съезжает и к чисто коммерческому развлекательному шир-
потребу. Но на фантастике, и у нас, и  на Западе, изначально ви-
сит этикетка - "коммерческая литература". Не считаете ли вы, что
то ценное - то,что, может быть, и является сутью российской фан-
тастики - на проверку  оказывается сложнее того, что ждет от нее
рядовой читатель. Рядовой читатель ждет легкого развлекательного
чтения,а ему предлагают сложную художественную литературу. Имен-
но поэтому современный  читатель может отшатнуться от российской
фантастики. Если бы произведения наших фантастов  шли под маркой
"просто литература", то громадный  пласт  читателей, который еще
остался и который читает литературу, но не читает фантастику,об-
ратил бы внимание на наши книги. Однако,книги представлены имен-
но как фантастика. То есть, мы отсекаем квалифицированного чита-
теля, который мог бы  такую литературу воспринимать, а читатель,
которому она как бы жанрово адресована,воспринять ее просто не в
состоянии. Это, видимо, одна  из главных  трудностей  российской
фантастики. Вячеслава Рыбакова не слишком легко воспринять.А тем
более Лазарчука - Андрея Лазарчука,красноярского фантаста, кото-
рый пишет  гораздо сложнее  любого из наших американских коллег.
Разве простой любитель фантастики его осилит? По-моему, нет.
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Вы знаете, Андрей, вы правы, и  вы неправы.
Ситуация, о которой вы говорите, во-первых, существовала у нас в
России всегда, а во-вторых,надо сказать, что она существует и на
Западе тоже. Там ведь  не только  Роджер Желязны  и какой-нибудь
Кристофер Прист, там существуют Курт Воннегут и Рэй Брэдбери,там
же признан, между прочим, и пан Станислав Лем, то есть, авторы в
высшей степени серьезные и значительные. Дело тут вот в чем. Су-
ществует литература, рассчитанная на миллионы,и существует лите-
ратура, рассчитанная на тысячи читателей. Та литература, которую
любим мы с вами, та литература, которую  мы с вами  пытаемся де-
лать, та литература, которая только и заслуживает названия лите-
ратуры - она, будем честны, рассчитана  в лучшем случае на сотни
тысяч читателей, но уж никак не на миллионы. И аналогичное поло-
жение - в любом жанре, виде, типе литературы. К  сожалению, я не
могу привести примеры из нынешнего коммерческого потока,я за ним
не слежу,но если обратиться к старым писателям, если взять Алек-
сандра  Беляева, Сергея Беляева, если  взять  какого-нибудь Зуе-
ва-Ордынца или, скажем, Обручева, то они работали именно на мил-
лионы  читателей. Они  делали  литературу, если  можно так выра-
зиться, облегченную. Именно они  и создали еще в 20-е годы имидж
фантастической  литературы  как литературы  легкого чтения - для
детей и подростков. Но  одновременно  ведь существовали  и такие
титаны,как,скажем,Уэллс,которого никак не назвать производителем
легкого чтения. Или Чапек. Или Замятин. Это была серьезная лите-
ратура. В конце концов, уже в наши дни существовал, скажем, Иван
Ефремов,о чьем творчестве можно спорить и можно высказывать раз-
ные точки зрения, но ведь "Лезвие  бритвы" не отнесешь к легкой,
коммерческой литературе. И мне приходилось слышать еще в те вре-
мена весьма нелестные отзывы  об этой огромной  книге, созданной
большим  эрудитом, отзывы именно тех людей, которые ждали от нее
легкого чтения,ждали фантастических приключений и вдруг встрети-
лись с громадой некоего философского, если угодно, творения. Мне
кажется, что сама установка  писать для миллионов не может соче-
таться с представлениями о высокой литературе. Высокая литерату-
ра - это всегда  литература для  тысяч. Мы должны  это отчетливо
понимать. Это не хорошо,и это не плохо. Это - так. У вас никогда
не будет десятимиллионных  тиражей. Об этом забудьте! Бестселле-
ров  в западном смысле этого слова ни Лазарчуку, ни Рыбакову, ни
Столярову, ни Веллеру, ни Щеголеву не написать.Вы сами не захо-
тите их писать.Максимальные ваши тиражи никогда не превысят ста
тысяч. А если исходить из реальной ситуации  в нынешнем книгоиз-
дании,то, наверное,это будут десяти-пятидесятитысячные тиражи, и
не более того. Повторяю: это  и не хорошо, и не плохо. Настоящий
писатель должен соревноваться с Воннегутом и с Брэдбери, но ни в
коем  случае не с десятками и десятками увлекательных, но легко-
весных авторов,поставляющих основную массу западной книгопродук-
ции.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Но тогда получается, что  отвоевание рынка у
американских фантастов - Реконкиста - у нас не получится, потому
что американцы, англоязычная фантастика вообще,будет держать 95%
всего рынка, в том числе и российского. И литература, российская
литература, никогда  не составит серьезной конкуренции западной.
Посмотрите, кто на Западе считается хорошим писателем. Вы назва-
ли Воннегута. Воннегут не входит даже в первую десятку американ-
ских фантастов. И, я думаю, он не входит даже в первую  их трид-
цатку. Брэдбери - здесь я с вами согласен - Брэдбери очень изве-
стный фантаст. Но,по-моему, это тот единичный случай, когда явно
талантливый человек обладает к тому же еще и способностью писать
очень просто. Такое случается. Бывает - редчайшее совпадение об-
стоятельств. Но большая четверка  англоязычных фантастов: Кларк,
Азимов, Ван Вогт и еще кто-то, не помню, на мой взгляд,пишут го-
раздо хуже большой четверки  российских фантастов. Вместе с тем,
ориентация рынка пойдет  по американским канонам. И здесь ничего
не сделать. Этим способом  мы читателя  не отвоюем. Единственный
путь, как  мне кажется, дающий надежду, - это  создать ситуацию,
при которой фантастика - лучшая часть ее - будет  признана лите-
ратурой, художественной литературой,когда она получит того чита-
теля, коий в принципе коммерческого чтива не употребляет. В Рос-
сии таких читателей много - это интеллигенция.Она,в общем,читает
художественную литературу, она просто не читает фантастику - по-
тому что на фантастике висит ярлычок:"второго сорта". Как вы ду-
маете, может  быть, этот путь  более перспективен: путь художес-
твенной литературы, конкуренция не с американской фантастикой, а
с серьезной российской прозой?
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Безусловно, Андрей, я с вами абсолютно сог-
ласен и хочу лишь расставить некоторые акценты. Никогда  высокая
литература не победит  в конкурентной  борьбе литературу второго
сорта. Эта формула годится для любых разновидностей литературы -
будь она фантастическая  или реалистическая, проза или драматур-
гия... На рынке искусство всегда проигрывает ширпотребу. Мы дол-
жны это  ясно понимать. И  фантастика - я имею  в виду  настоящую
литературу, то, что ваше поколение называет "турбо-реализмом", а
наше - реалистической фантастикой или магическим реализмом - по-
длинная  фантастика должна лишь отвоевать свою нишу в конкурент-
ной борьбе с коммерческой литературой. И она имеет для этого все
возможности. Потому что в России - сотни тысяч квалифицированных
читателей, и они  способны  оценить, повторяю: Андрея Лазарчука,
Вячеслава Рыбакова, Андрея Столярова, Михаила Успенского. И  еще
добрую дюжину современных российских фантастов. Вот как ставится
сегодняшняя задача. Ворваться же, вклиниться в ряды реалистичес-
кой литературы - это старинная мечта братьев Стругацких.Когда мы
начинали работать лет 25 - 30 назад,мы ставили перед собой имен-
но такую задачу: своими произведениями,своей публицистикой дока-
зать, что фантастика  способна подняться на уровень высококачес-
твенной, в каком-то смысле даже элитарной художественной литера-
туры. Четверть века мы угрохали на решение этой задачи - продви-
нулись, признаюсь,очень мало, но все же продвинулись. И я думаю,
что сейчас, когда не идеологические инстанции и не цензура опре-
деляют, чему быть на прилавках, когда это  в конечном  итоге ре-
шает читательский спрос, как бы трудно  нам всем сейчас ни было,
наступает  именно наше время. И когда схлынет мутный вал коммер-
ческой литературы, когда  установится  новая стабильность, тогда
появятся книгопродавцы и книгоиздатели, понимающие, что квалифи-
цированный читатель, исчисляемый не миллионами, а сотнями тысяч,
- это самый стабильный и надежный источник дохода, вот тогда на-
ше время  наступит  по-настоящему - ваше  время, если выражаться
точнее, время нынешнего поколения российских фантастов.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Писатель существует, как мне кажется, в двух
ипостасях. Ипостась первая - для  читателей, то есть как беллет-
рист. Ипостась вторая - писатель как явление литературы, то есть
то, что замечено, описано  и включено  в общий культурный поток.
Если  с первой частью - читаемостью - мы еще как-то справляемся,
потому что это зависит от нас самих: здесь достаточно писать хо-
рошо, чтоб читатель,в конце концов, обратил на твои книги внима-
ние,то вот со второй ипостасью - включением российской фантасти-
ки в мировой литературный процесс - дело обстоит значительно ху-
же. Российских  фантастов  не замечают ни мировая, ни собственно
российская литературы. Как явление в литературе мы просто отсут-
ствуем. И когда я спрашиваю: существует российская фантастика, я
имею в виду еще и это.
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Я вас понимаю. Речь по сути идет о наболев-
шем вопросе, который я задаю себе уже давно: почему наша критика
в упор не видит фантастики? Откровенно говоря,на этот вопрос су-
ществует много ответов. Может быть,дело в традиции. Общий взгляд
на фантастику как на литературу  второго сорта сделался традици-
онным. Тогда наше положение безнадежно,потому что нет ничего бо-
лее устойчивого, нет ничего более безнадежного, нежели традиция,
в частности, литературоведческая. Сюда, конечно,нельзя не отнес-
ти и общее для нашего менталитета положение, когда "любить умеют
только мертвых", когда с большим удовольствием и охотой, многос-
ловно и увлекательно разбирают, например, Замятина, но в упор не
видят того  же  Вячеслава Рыбакова.  Честно  говоря, я не  вижу
сколько-нибудь простого  выхода из этой ситуации. Сам я писал об
этом неоднократно, и неоднократно говорил, и,дойдя до определен-
ной ступени отчаяния, как вы,может быть, слышали, призывал к то-
му, чтобы  писатели, работающие  в жанре фантастики, воспитывали
собственную  литературоведческую элиту - какие-то  успехи в этой
области, согласитесь, есть: все-таки у нас появились очень серь-
езные, на мой взгляд, критики и литературоведы, - и Роман Арбит-
ман, и Сергей Переслегин - но,конечно, их пока очень мало и, ко-
нечно, они не имеют такого веса в официальном литературоведении,
какой нужен для того, чтобы фантастика получила заслуженное при-
знание. Это один из самых больных вопросов нашей литературы. Че-
стно  говоря, я с годами смирился с таким положением дел, и сей-
час мне  порой кажется, что  уже того лишь факта, что  писатель,
работающий в  жанре  фантастики, существует  в глазах читателей,
достаточно. И не так уж важно,в конце концов, существует ли он в
глазах высокого литературоведения.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Борис Натанович! Предположим, что с завоева-
нием рынка мы справимся. Полагаю, что справимся...
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Я думаю,что мы просто отвоюем свою нишу. Мы
не завоюем  рынок. Российские фантасты  никогда  не составят 90%
книжного  рынка, точно  так же, как  французские не составят 90%
книжного рынка во Франции, а немецкие 90% - в Германии. Массовая
англоязычная  фантастика  победила  во всемирном масштабе, и на-
деяться, что внутри России нам удастся поменяться с нею местами,
не надо. Я считаю,что если нам удастся отвоевать 20 - 30% назва-
ний, это будет большой успех.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Я нисколько не сомневаюсь,что фантастика как
жанр выживет. Ясно, что она выживет. Ясно, что в российской фан-
тастике, безусловно выживет та ее часть, которую мы называем но-
вой  фантастикой, магическим реализмом - по-разному. То есть, та
составляющая,которая является художественной литературой. Но вот
выживет ли само поколение современных российских писателей? Ведь
оно возникло на отрицании! Если вы вспомните книги, изданные уже
сейчас, если вы вспомните рукописи,которые вы недавно читали, то
вы, наверное, обратите внимание, что вся новая  волна российской
фантастики поднялась на отторжении советской реальности. Никако-
го позитива она предложить не может. Даже намека на позитив нет.
Но ведь время отрицания кончилось. Это ощущается по политике, по
экономике, по настроению общества. Тем не менее,фантастика зани-
мается отрицанием. Есть ли здесь какая-либо надежда?
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Знаете, Андрей, вы  опять  с одной  стороны
правы, а с другой стороны, мне  просится на язык вопрос: а худо-
жественная  литература  высокого  уровня вообще способна базиро-
ваться на чем-нибудь, кроме как на отрицании?
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Конечно!
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Например?
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Ну, если брать чисто формально...
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Да!
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:...то большая  литература  время  от времени
предлагает некий позитив.
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:А именно?
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Как правило, это религия. Вспомните "Престу-
пление и наказание" - Раскольников  открывает  Библию. Вспомните
Левина из "Анны Карениной"...
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Я понимаю, что вы хотите сказать, но согла-
ситься с вами я не могу...
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Я  не  говорю,  что  я  разделяю  эту  точку
зрения...
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Дело в том,что сила "Преступления и наказа-
ния" заключается вовсе не в том позитиве,который там содержится.
Сила этой вещи состоит именно  в отрицании той страшной, унижаю-
щей и убивающей человека реальности, которую мы в мире этого ро-
мана наблюдаем. И согласитесь, что пафос отрицания в этом романе
вечен и всеобщ, в то время как пафос утверждения - Библия, нрав-
ственное  исправление, - вечным назвать не получится, уже просто
по той причине,что для очень и очень многих читателей этот поло-
жительный пафос выглядит некоей формальностью. Он как бы мертве-
нен. Особенно - сегодня. И если все Собрание сочинений,например,
Льва Толстого зиждется на отрицании,сильно именно отрицанием, то
ни в коем случае нельзя сбалансировать это отрицание тем  томом,
где содержатся сказки  писателя, попытавшегося дать чистый нрав-
ственный позитив. У меня такое чувство, что отрицание есть плоть
любого  высокого художественного произведения. Позитивная же его
часть есть дух - она представляет  собой не что иное как отпеча-
ток нравственности автора.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Честно говоря, я и раньше  это подозревал, а
вот сейчас, пожалуй, понял это достаточно ясно - что, оказывает-
ся, литература - вся, целиком - базируется  на отрицании. Она не
предлагает  ничего позитивного. Она не предлагает программы. По-
зитивную программу дает только религия и,по-видимому,именно этим
она принципиально отличается от литературы.
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Причем я хотел бы подчеркнуть ту  часть ва-
шей  фразы, где  вы говорите  о всей литературе, в том числе и о
фантастическом реализме, и о турбо-реализме новых фантастов. Это
касается  и их тоже. Литература - всегда отрицание. Это понятно,
потому что мир наш - это  мир  зла. Жизнь  наша - это  борьба со
злом. Всегда! Только та литература имеет право на существование,
где  эта борьба  со  злом  происходит и находится в самом центре
внимания. Причем, добро - заметьте!- как правило лишь подразуме-
вается в тексте, повторяю: это  нравственность автора, и в явном
виде оно  может и не  появиться вовсе. Упоминания  о добре может
даже не быть. Добро присутствует  незримо. Но только  в том слу-
чае,когда ты видишь,что герой, сражающийся со злом,удовлетворяет
определенным  критериям нравственности, только тогда ты ощущаешь
подлинное сопереживание этому герою, а в этом - СУТЬ чтения. Что
же касается  позитивной программы, то весь опыт литературы, я бы
сказал, мировой, показывает, что как только  автор  ставит перед
собою цель сделать свою книгу Библией - сводом нравственных пра-
вил, сводом, если угодно, образцовых поступков,"учебником жизни"
прямого действия - одна лишь попытка такого рода книгу - уничто-
жает. Вот почему,между прочим, не могли существовать в литерату-
ре  произведения  в духе  социалистического реализма, если автор
стремился добросовестно следовать всем канонам этого идеологиче-
ского учения. Потому что один из важнейших  канонов был - непос-
редственная демонстрация добра. Добру недостаточно было присутс-
твовать в подтексте,в духе произведения,- добро обязано было хо-
дить по страницам книги во плоти, например, в виде секретаря об-
кома, носителя  и произносителя  окончательных исторических, со-
циальных, политических  и нравственных  истин. Добро должно было
присутствовать явно, грубо, зримо,и оно присутствовало, и - раз-
рывало  художественную  ткань повествования, а само произведение
превращало в месиво литературных отбросов. А вот,скажем, так на-
зываемый критический реализм - вот он - вечен. В этой манере пи-
шут сейчас и будут писать всегда,потому что всегда жизнь челове-
ческая - это  борьба  зла и добра. Причем зло - явно, конкретно,
зримо, а добро - неосязаемо, неуловимо,сакрально,как сама нра-
вственность, как душа, понимаете? Так, видимо, это и будет прои-
сходить всегда - и в жизни, и, следовательно, в литературе.
  АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:Значит, Библию написать нельзя?
  БОРИС СТРУГАЦКИЙ:Библию написать нельзя. Эта книга уже напи-
сана. Раз и навсегда. Но вот... Апокалипсис написать - можно!