19 марта 1999

 МОСКВА, МЕТРО "МАЯКОВСКОГО"


 Часть I

Метро "Маяковская"

 Он всегда стоит в одном и том же месте
слева от бюста поэта, так что, едва выходя
из поезда, я вижу его белую куртку и синие
джинсы. Лица не вижу - обычно он
что-нибудь читает. Я выхожу из вагона,
делаю несколько шагов и, протягивая руку,
произношу:
 - Привет! Он отрывает голову от
газеты, отвечает на рукопожатие:
 - Привет, привет... - и я почти
физически ощущаю волны отрицательных
эмоций.
 Мы идем через весь зал к эскалатору.
 - Что-то случилось?
 - Ты опоздал, - с его губ срывается
негромкий мат. - На пятнадцать минут, -
снова брань.
 - Это повод, чтобы так расстраиваться?
улыбаюсь я.
 Его ответ предваряется матами:
 - ... Только не говори, что ты забыл!
Вся Москва ваша ... знает, а ты - конечно
же, забыл!
 - Забыл что?
 Вместо ответа, ступив на эскалатор, он
дарит мне выразительный взгляд. Ясно, мне
что-то было сказано, что-то важное.
Придется вспоминать.
 - Теперь выбирай - либо мы сокращаем
наши гастрономические посиделки, либо я
тоже опаздываю.
 - Я свободен, - улыбаюсь я, - и
всецело в твоем распоряжении. Будешь
использовать меня как вещественное
доказательство своей невиновности.
 - Ага, вдогон поезда побежишь... от
Ярославского...
 Если бы было можно, я бы остановился
посреди дороги. От неожиданности. Вдогон
поезда... Теперь я что-то начал
припоминать...


Южное Бутово, квартира, большая комната

 Я вошел в квартиру, прорываясь сквозь
бурные ряды приветствий к праздничному
столу. Пробравшись к свободному месту за
столом, осматриваюсь. Компания мне
наполовину незнакома. Выпивают,
закусывают. В комнате накурено - стало
быть, сидят уже с час, не меньше.
Разговоры все больше об Интернет, либо
традиционные детские хабальства. Кто-то
силится рассказать анекдот, кто-то
вспоминает забавы поездки на Воробьевы
горы минувшей осенью. Наливают уже
децентрализовано. Шум в небольшой комнате
стоит невообразимый. Перекрывая все это
светопреставление, внимание к себе
привлекает хозяин квартиры и виновник
торжества, именинник Денис:
 - Народ! Важное сообщение! Люди, прошу
минуточку тишины! - понемногу общий шум
улегся. В углу стола в дальнем от меня
углу комнаты предательски звякают рюмки.
Денис моментально реагирует:
 - Подруги, вы там обождите две минуты,
сейчас халкнете! Дайте мне сказать тост! -
Воцаряется тишина. - Я не особо
рассчитывал, что этот человек придет ко
мне на день рождения, он очень занят на
своей работе, но он пришел и очень меня
этим порадовал. Кто еще не знаком -
Сергей, - Денис кивает в мою сторону, -
прошу любить и жаловать. Он холостой,
поэтомй, девушки, времени зря не теряйте,
удивительно, но даже когда Денис пьян,
хабальные пошлости не портят его речь. -
Давайте выпьем за него!
 Денис пьет, рюмку он намеренно держит
в неудобной для него правой руке - он
левша - так, чтобы при замахе рукав
свободного покроя свитера сполз и открыл
на правой руке браслет Cartier для часов.
Мой подарок.
 Когда-то у нас с Денисом начинался
роман, да так дальше пролога и не пошел,
вспоминать сейчас об этом немного обидно,
немного грустно, и я решительно приступаю
к знакомству с водкой...


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 Смотреть, как он делает заказ, тоже
немалое удовольствие. Всем своим видом,
всеми интонациями в голосе он заставляет
официанта работать и отрабатывать
небольшие, в общем-то, чаевые:
 - Сразу принесите мне кофе капуччино и
сто граммов "Баллантайна". На предмет
покушать - давайте мне рыбу
по-флорентийски...
 - Десерт? - спрашивает официант после
нескольких секунд паузы.
 Он тоже выдерживает несколько секунд
паузы, смотрит, улыбаясь, на официанта и
отвечает (снисходит до ответа):
 - Нет, десерт не нужен.
 - Почему ты их так ненавидишь? -
улыбаюсь я, когда официант уходит.
 - Я люблю их, - произносит он
безразличным тоном. - Я вообще всех люблю.
Это меня никто не любит.
 - Неправда, я тебя люблю, - фраза
произносится с оттенком иронии.
 Он закуривает и моментально выдает
ремарку из своего репертуара:
 - Кого ты любишь больше, маму или
папу?.. Правльно, детка, больше всех надо
любить пирожное "Наполеон"... Не обращай
внимания, это чувство юмора Самвана.
 - Я уже привык, - усмехаюсь я...


Южное Бутово, та же квартира

 В прихожей раздается звонок, клацает
замок и снова возникает какое-то
оживление. Я слышу обрывки разговора, но
не могу уловить, кто и о чем ведет речь.
Кто-то из сидящих около двери выглядывает
в коридор, пару секунд вглядывается в
небольшую толпу в прихожей, но,
возвратившись на свое место, ничего не
говорит. Суматоха в прихожей продолжается
еще пару секунд, потом, полуобнимаясь с
Денисом, в комнату входит неизвестный мне
парень. Он быстро оглядывает собравшихся.
В адрес парня сразу раздается несколько
реплик:
 - Злой пришел!
 - Самванша, ты какого хрена
опаздываешь?
 - Самван, снова ребра ломать будешь?
 - Денис, штрафную ему!
 Те, кто незнаком с парнем, смотрят на
него и слушают эти возгласы недоуменно. Я
в их числе. Когда первая волна восторгов
спадает, парень, хищно улыбаясь,
произносит:
 - Вашу мать, а какого хрена вы тут без
меня водку пьете? Мля, даже на десять
минут опоздать нельзя!
 - А ты не опаздывай, Санечка! -
улыбается Вадим.
 - У меня уважительная причина, -
заявляет парень, усаживаясь на свободный
стул. Теперь парень сидит через одного
человека от меня и в профиль ко мне - я
могу рассмотреть его лучше. - Я сегодня
ездил на блядки.
 Это сообщение вызывает у публики
легкий восторг:
 - Да? И чьи ребра хрустели в этот раз?
 - Самванша, в чате при тебе и
хабальнуть разок нельзя, а в офф-лайне ты
моментально во все тяжкие пускаешься!
 - Самван, ты не на Китай-город ездил,
случайно?
 - На Китай-город, конечно! -
соглашается парень, придвигая к себе
стакан. - Хотел подзаработать. Час под
дождем простоял - хоть одна сука
польстилась бы...
 - Тогда штрафную Самвану не наливайте
он сейчас злой, он поллитру выпьет и не
поморщится! - шутит кто-то.
 Парень берет со стола нож,
подковыривает им кусок печеночного паштета
с тарелки и, с задумчивым видом озираясь
вокруг себя, съедает паштет прямо с ножа.
 - Я и без того Злой, - внезапно
констатирует он, наливая себе в граненый
стакан основательную порцию водки...
 Я начинаю думать, как бы мне
спровадить мягко пристающего ко мне
мальчика справа и сосредоточить све свое
внимание на новом парне...


Южное Бутово, та же квартира

 Славная вечеринка продолжалась, гости
постепенно упивались, мне никак не
удавалось покончить с приставаниями
мальчика справа - его звали Стас. Он,
собственно, не особо и приставал - просто
был совершенно пьян, и, раз обозначив свою
руку на моем колене, а в ответе встретив
заинтересованную улыбку на моем лице, все
дальнейшее этот Стас воспринимал как само
собой разумеющееся. Я же, окончательно
рассмотрев парня по имени Самван и выпив
еще пару рюмок водки, совершенно перестал
считать что-либо само собой разумеющимся.
 Самван тоже пил - и в его отношении ко
спиртому было мало привлекательного. Пил
он много, напитки спокойно меня один
другим, лишь водку запивал водой,
остальные крепкие напитки пил чистыми, а
закусывал мало. При этом он умудрялся
поддерживать разговор и со своим соседом
слева - они негромко обсуждали Интернет -
и с другими частями общего стола. Чувство
юмора у Самвана было тяжелое, если не
сказать точнее - оскорбляющее. Из
разговора я понял, что он - не москвич. Но
многие знали его по Интернету, так что
какието детали и подробности бросались в
разговор совершенно между делом, не давая
человку со стороны возможности разобраться
подробнее. Все же в нем была
привлекательность. Даже не чисто внешняя -
хотя и этого нельзя было сбрасывать со
счетов (без очков, впрочем, он смотрелся
бы куда привлекательнее). Его
привлекательность была именно в
брутальности. И еще в том, что,
поддерживая разговор едва ли не со всеми,
он оставался один...


Южное Бутово, та же квартира

 В комнате становится слишком
накуренно, я решил выбраться куда-нибудь,
где воздух посвежее. Пока я выбирался
из-за стола, прошло минут пять, да еще
столько же я трачу на то, чтобы убедить
Стаса, что иду всего лишь покурить на
кухню.
 На кухне горел свет, но никого не
было. Я отыскал пепельницу, хлопнул себя
по карманам и только тут сообразил, что
сигареты оставил в комнате на столе. В
куртке у меня была еще одна пачка, я вышел
в прихожую, сунулся в оба кармана сразу, в
одном нашел пачку "Золтой Явы", а из
другого неловким движением выронил на пол
упаковку таблеток. Я нагнулся, чтобы
поднять их, и услышал над ухом:
 - Упс, какая неудача... А я уж
рассчитывал на роскошную ночь...
 Я быстро положил упаковку "Hopbupa" в
карман и вернулся с сигаретами на кухню.
Здесь, держа в руках найденную мной
пепельницу и зажженную сигарету
"Парламент", стоял Самван. По его ухмылке
я догадался, что только что в прихожей был
он.
 - T-cells выше 500, life insurance уже
продана, надо полагать? - язвительным
тоном поинтересовался он.
 - Если ты насчет таблеток, то это не
мои, а одному моему бывшему другу, -
произношу я первое пришедшее на ум.
 - Уже бывший? - продолжает язвить
Самван. - А это не слишком жестоко? В
конце концов, есть же презервативы...
 Я не могу понять смысл его шуток,
лихорадочно соображаю, чтобы ответить, а
он в это время продолжает:
 - Хотя, конечно, мы не вправе осуждать
тебя за такую бурную реакцию в адрес
бывшего, в общем-то, друга... А в себе ты
уверен?
 Еще пара минут моего молчания, думаю
я, и он решит, что я - законченный кретин.
Это, нетрудно догадаться, не входит в мои
планы. Положение спасает неожиданно
присоединяющийся к нам на кухне Вадим:
 - Санечка, - улыбается он Самвану, -
не мучай незнакомого человека. На
посторонних твое чувство юмора действует
шокирующе.
 Самван коротко смеется, кривя губы:
 - Дура ты поднебесная, Вадька. Мне
можно. Я - Самван.
 - Вы еще незнакомы? - обращается Вадим
ко мне. - Это веселящееся чудо - Самван, -
Вадим поворачивается к парню. - Это -
Сергей, мой хороший знакомый, не обижай
его.
 Мы жмем друг другу руки.
 - А почему Самван? - с
профессиональным автоматизмом спрашиваю я.
 Самван снова кривит губы в короткой
усмешке:
 - Ты - сто тридцать четвертый на моей
памяти с этим вопросом... - он и Вадим
смеются. - Ладно, не обращай внимания, это
долгая история...


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 Он быстро выпивает кофе, заказывает
еще и, в ожидании рыбы, располагается за
столом удобнее, в одной руке - сигарета, в
другой - виски. Я знаю его две недели, но
без спиртного практически не видел.
 - Я тебе уже миллион раз говорил, что
"Hopbup" ничего не излечивает. И не может.
По определению. По определению болезни.
"Hopbup" просто поддерживает определенные
функции организма. И то, очень
индивидуально. А финал все равно один, и
он - предопределен.


Южное Бутово, та же квартира

 Мне все же удается усесться рядом с
Самваном и подальше от Стаса. Стас это
замечает, но мне безразлична его реакция.
Я слушаю Самвана. Он, вроде бы, говорит
серьезные вещи, но я не могу понять, когда
именно он вклинивает в осмысленный рассказ
бессмыссленные пьяные шутки. К тому же,
говорит он не со мной, а со своими
соседями.
 - Это же все просто. Уже полстраны
понимает, что в вебе работают те же законы
шоу-бизнеса, один ты сидишь и ждешь, когда
к тебе на страницу поползут
филателисты-таксидермисты. Они-то, может,
и приползут, но поимей ввиду - это все как
банка салата из морской капусты. Я такую
банку для себя открыл лишь однажды. Салат
мне не понравился, и я его больше не
кушаю. Так что не удивляйся низкому
траффику...
 Он наливает себе водки, на всякий
случай смотрит по столку в поисках
компаньона по выпивке. Никого нет, и он
выпивает один.
 Я улучаю паузу в его монологе и
вклиниваюсь со своим вопросом:
 - Слушай, насчет "Hopbupa"... ты
серьезно можешь рассказать, что к чему?
 - Могу и серьезно, - улыбается он,
повернув голову в мою сторону. - А надо? У
людей праздник, они веселятся, а я буду
фармакологические лекции толкать...
 - Самван, - прошу я, - мне надо. По
работе.
 Он смотрит на меня, в его глазах я
улавливаю огонек сочувствия, но тут с
соседнего конца стола доносится возглас:
 - Самван, тут есть интимный вопрос...
ты у нас спец по Украине?..
 Сразу же - взрыв хохота:
 - Я открываю виртуальную гинекологию.
Девочки, прием по записи!..
 Самван встает и пробирается к тому
краю стола, откуда был вопрос...


Столешников переулок, пивной бар "Туборг"

 - Я удивился, когда увидел тебя.
 На нем - вчерашние джинсы и легкий
свитер.
 - Почему? Ты сказал, что это по
работе. Я могу тебе помочь - отчег нет...
 Я покупаю пиво и мы отходим за столик
в углу. Следом за нами идет официантка с
заказом. Когда она удаляется, Самван
немедленно закуривает и бормочет
вполголоса:
 - Кобылица...
 Я не понимаю причину его внезапной
злости и стараюсь не обращать внимания на
эту фразу. Самван делает глоток пива,
несколько секунд привыкает ко вкусу
напитка, потом изрекает:
 - Светлое пиво - плохое пиво. "Туборг"
суксь.
 - Если бы ты предупредил, я бы взял
темное...
 - Темный "Туборг"? - презрительно
улыбается он. - Нет, спасибо...
 Он снова отпивает пива.
 - Так что тебя интересует?..


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 - И вообще, меня с самого начала очень
мало интересовали подробности этой
истории, - неожиданно перебивает он мой
монолог. - Я думал, ты в курсе, что я
очень ненадолго в Москве. Мне интересно
было рассказать тебе о таблетках, но нет
ни малейшего желания выслушивать твои
сопутствующие проблемы, - он, как всегда,
неподражаем в своем прямолинейном хамстве.
 - Значит, ты твердо решил вернуться к
себе?
 - Ты - третий только за сегодняшний
день, кто меня об этом спрашивает. Да,
решил я твердо.
 За столиком повисает пауза. Он курит,
делает небольшие глотки виски. Я пью кофе.
Потом начинаю копаться по карманам в
поисках сигарет. Он смотрит на мои усилия
совершенно индифферентно. Ему даже в
голову не приходит предложить мне свой
"Парламент".
 - А если я предложу тебе остаться? - я
делаю заметное ударение на первом
местоимении.
 Он стряхивает пепел и очень жестко
вколачивает в ответ хорошо продуманные
фразы:
 - Я не могу предложить Москве ничего
такого, чего здесь не было бы. За то, что
я - хороший парень, денег мне платить не
станут. А быть "kept-boy" - это не мои
принципы.
 - Быть кем?.. Я не знаю английского, я
говорил тебе...


Воробьевы горы, смотровая площадка

 - Farewell to the highland, farewell
to the North... - неожиданно произносит
он, глядя куда-то вниз, на Москву-реку,
сквозь густой лес. - Не понимаю, в чем
прелесть этого места...
 - Я не знаю английского, - говорю я. -
Только немецкий, да и то - слабо...
 - Это не имеет значения. Просто мои
эмоции. Я цитировал Бернса.
 - Ты знаешь наизусть Бернса? -
удивляюсь я.
 - Только это стихотворение и только в
оригинале. Переводы мне не нравятся, а
искать еще что-то - нет желания. На
текущем этапе жизни, Бернс - избыточная
информация, - выдает он коронную фразу.
 Он идет от ограды, от края плозадки в
сторону автобусной остановки. Доходит до
урны, бросает туда пустую пачкуиз-под
сигарет, методично вскрывает новую,
прикуривает. Я стою в паре шагов от него.
 - Пойдем отсюда, - выносит он
приговор. - Пошлое место.
 Я не спорю - я ловлю себя на мысли,
что вообще не спорю с ним. Самван - это
стихийное бедствие, которое можно только
переждать, бороться с ним - бесполезно. Мы
идем по проспекту в сторону метро. Он
молча курит, я лихорадочно соображаю, о
чем с ним можно говорить - тему "Hopbupa"
мы исчерпали, а другие темы он запросто
может обрубить под маркой "избыточная
информация". Неожиданно он останавливается
около лужи на асфальте, потом и вовсе
садится на корточки. Мне кажется, что я
вижу ребенка, лет шести. Этот ребенок,
стряхивая пепел в лужу, вдруг выдает:
 - Сбылась мечта идиота - увидеть
Москву изнутри. Пожить тут. Только в
Мавзолей и осталось сходить - а так уже
все видел. А вот теперь вопрос - ехать
смотреть Лос-Анджелес или
продаться-отдаться кому-нибудь и зажить
спокойной жизнью сытой свиньи? Что гребет
под себя все, и дерьмо тоже... - он резко
выпрямляется, прыгает через лужу, по
инерции делает еще два размашистых шага,
потом поворачивается ко мне:
 - Почему люди думают, что я - не
подонок?


 Часть II

"Патио-пицца" у метро "Маяковская"

 - При чем тут мальчик на содержании? -
удивляюсь я. - Не говори только, что ты не
сможешь найти в Москве работу. Или тебе
обязательно нужно архивыделиться?
 - А как же! - его забавляет разговор.
Красть - так миллион, жениться - так на
королеве!
 - Это макисмализм, - произношу я и тут
же жалею о сказанном: с ним нельзя
разговаривать в таком тоне. Теперь передо
мной ощетинившийся подросток.
 - Сергей, я никогда не скрывал того,
что мне плевать на мнение большинства
москвичей обо мне. Я - временный персонаж
в вашей московской жизни. Странно только,
что вы этого не понимаете. И до сих пор
чему-то учите меня.
 - Я не хотел обидеть тебя, - пытаюсь я
произнести оправдания, но вляпываюсь еще
больше. Извиняться перед ним - пустое
дело, только время тратить.
 - Ладно, проехали... - нейтральным
голосом произносит он, снова стряхивая
пепел...


Метро "Маяковская"

 Он стоит, как всегда, слева от бюста
поэта. В левой руке - зонт, в правой -
газета. Я подхожу, он поднимает глаза: -
Привет! Мы жмем руки. Я ощущаю какую-то
грусть и в его взгляде, и в его движениях.
Куда пойдем? - спрашиваю я. - Не знаю. В
какую-нибудь пивную. Есть на Тверской
пивные, чтобы было чисто и можно было
курить? Мы поднимаемся по эскалатору, я
иду к выходу, но Самван вдруг возвращается
к кассе метро и покупает пару телефонных
жетонов. - Зачем тебе? - удивляюсь я. - У
меня есть телефонная карта. - Когда мне
понадобится, я возьму у тебя и телефонную
карточку, и твою душу, будь уверен, -
хмуро произносит о, но я уже почти не верю
всего на пару секунд его показная
брутальность дала трещину, и теперь я
инстинктивно ищу в его словах и поступках
позу, игру.
 Мы идем по Тверской к центру, заходим
в небольшую пивную. Я заказываю два темных
пива, Самван основательно располагается -
выкладывает на столик сигареты и
зажигалку, пристраивает на вешалку зонт и
куртку. Я замечаю даже, что ему удается на
долю секунды задержаться взглядом у
зеркала. Самван явно в
приподнято-ожидающем настроении.
 - Так что там у тебя с "Hopbupom"
Нашли уже банду наркоторговцев? - милым,
беззаботным голосом спрашивает он, когда
нам приносят заказ. Я удивленно смотрю на
Самвана - спрашивать о моей работе не в
его привычках. Болтать о ней, кстати, -
еще и не в моем праве, и он это знает.
 - Там нет никаких наркоторговцев.
 - Ах да, я забыл - там подпольный
центр по лечению гонорреи... - Самван
развлекается.
 - Если тебе интересно, там - убийство,
неожиданно зло говорю я.
 - Неинтересно, - парирует Самван и тут
же уточняет: - А кого убили? Семейную пару
скучных педиков?
 - Не пытайся играть подростка,
утомленного жизнью. Тебе это не идет, -
произношу я.
 Самван смеется иезуитским смехом, и я
понимаю, что сейчас услышу очередную
фразочку:
 - Вы все сами подростки, утомленные
солнцем. Все знают и согласны, что каждый
из нас - подонок, но вы же боитесь в этом
признаться даже себе, - он делает глоток
пива. - А я не боюсь. Я даже знаю себе
цену. Настоящую, - еще глоток. - И знаю,
что продамся. Вдвое дороже. Или втрое.
 Я удивленно и молча смотрю на него. Я
вдруг понимаю, что он - предельно
серьезен. Я понимаю, что он не играет в
цинизм.
 - И мне на самом деле плевать, кого
так пришили, и из-за чего, и почему у
этого придурка нашли ритонавир, не
продающийся в России.
 - Ну, почему обязательно придурка... -
бормочу я.
 - Убили - значит, не сумел обезопасить
себя. Значит - придурок, - парирует
Самван.
Садовое кольцо около метро "Проспект Мира"

 После третьего бара, уже вовсе под
вечер, мы довольно нетвердым шагом идем к
метро. Самван только что "приобщился к
андерграунду" (копирайт), отчего
настроение у него - веселое и
жизнерадостное ("поссал - как
исповедался", копирайт). Он видит
телефоны-автоматы и вспоминает о купленных
жетонах. Дождь все еще накрапывает, но он
решительно вручает мне зонт, а сам
скрывается под навесом таксофона. Набирает
номер, ждет ответа, проталкивает жетон,
разговаривает. Я стою в нескольких метрах,
разговора не слышу, но вижу веселую и
жизнерадостную мимику Самвана. Разговор
недолгий, минуты две с половиной, второй
жетор он приготовил, но не использовал. Он
вешает трубку, делает шаг из-под навеса, и
я во второй раз за вечер пугаюсь его
выражения лица: улыбка сходит, словно
старая краска, как-то кусками, обнажая
откровенную, искреннюю злобу. Он обращает
внимание на то, что под дождем сигарета
погасла, отбрасывает ее в торону, достает
из пачки новую, та, естественно,
моментально намокает и не желает
раскуриваться, он отбрасывает и ее,
несколько секунд смотрит на пачку, потом с
остервенением отбрасывает ее в сторону,
подходит ко мне, забирает зонт.
 - Пойдем пить водку, - упавшим и
пустым голосом говорит он.
 Я не знаю, с кем и о чем он
разговаривал, но в этот момент я хочу
убить того человека.


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 - Я вполне серьезно предлагаю тебе
остаться, - прерываю я паузу. - Проблемы
будут, но они решаемы.
 - Я догадываюсь, что ты не шутишь, -
спокойно улыбается он. - Считай, что меня
это предложение не возбудило.
 Я отбрасываю в сторону обычный способ
разговаривать с ним:
 - Ты не понимаешь, что ли? Я предлагаю
тебе остаться. В Москве. Не в твоем, как
его... - но он не дает мне договорить. Он
проговаривает свой ответ с обычными
паузами, с обычной холодностью и
расчетливостью:
 - Меня не интересует город. Москва -
это не центр мира, мне наплевать - Москва
или Кологрив. Я вообще на семьдесят
процентов работаю через Интернет. Я могу
жить где угодно, где есть хоть один
провайдер. Меня город не интересует. И
подачки меня не интересуют: ты предлагаешь
мне остаться в Москве... - каждое слово он
отточивает паузой и ударением. - Спасибо
на добром слове.
 - Ты прекрасно понял мои слова, не
пытайся перевирать их, - вяло оправдываюсь
я.
 - Ни желания, ни нужды нет, - спокойно
отвечает он. - Ты и сам произносишь все
достаточно ясно.
 - Тебе нужно мое официальное признание
в любви? - иду я напролом.
 Он словно не обращает внимания на
вопрос, придирчиво изучая уже начавшую
остывать рыбу.
 - И где мой виски? - бормочет он. Я
жду. Я знаю, что такое заявление он не
оставит без внимания.


Метро "Улица 1905 года"

 Для Самвана время суток не играет
значения. И то, сколько он спал и когда в
последний раз - тоже. Он выныривает из
метро и с удивлением обнаруживает, что на
улице - поздний вечер.
 - Хм, - глубокомысленно изрекает он. -
А я думал, сейчас часов восемь еще...
 - Кто ж восемь часов идет в
"Хамелеон"?
 Мы переходим на четную сторону
Пресненского вала. Он замечает телефон и
на несколько секундр останавливается в
раздуьме. Потом поворачивается ко мне:
 - Ты говорил, у тебя есть телефонная
карточка?
 Я киваю, достаю магнитную карточку и
протягиваю ему. Он идет к таксофону, я
остаюсь на месте. Разговор длится недолго,
он возвращает мне карточку:
 - Чуть не забыл. У отца сегодня - день
рождения, поздравил его.
 - Он в Москве живет? - интересуюсь я,
догадываясь, каков будет ответ.
 - Нет, в Челябинской области, - просто
отвечает он. Мы идем дальше.
 - Ты любишь своих родителей? -
спрашиваю я на всякий случай.
 - Нет, пожалуй. Отец - тот вообще
дважды по жизни меня предавал. Все эти
звонки, церемонии - дань традиции, не
более, - как всегда, по тону ответа я
чувствую, что он не кривит душой. Вопросов
о сути предстальства я предпочитаю не
задавать.


Пресненский вал, 14

 Я сразу догадываюсь, что он
остановится у бара. Баночный "Холстен" на
него почти не подействовал. С некоторым
даже инетерсом я наблюдаю за развитием
событий.
 Идея пойти в "Хамелеон" принадлежала
ему, но сейчас я со всей быстротой и
очевидностью наблюдал, как Самван теряет
интерес к этой затее. Верный признак -
дважды за пять минут брошенный на часы
взгляд.
 Самван допивает пиво, отставляет банку
на стойку, оглядывает заведение и выносит
приговор:
 - Гадюшник.
 Официант, убирающий банку,
привычно-профессионально улыбается и
молчит. Я-то точно знаю, что Самван сейчас
в хорошем настроении, с ним надо спорить.
Поэтому я, тоже отставляя банку, бросаю
Самвану простецкий вопросик:
 - Но что-то же приводит сюда всех этих
людей?
 Самван смеется. Я чувствую, что он,
скорее всего, просто не готов говорить на
эту тему. Или в таком ракусе темы. Но он
быстро находит, что ответить:
 - А что? Отвязная вечеринка.
Дискотека, выпивка, мальчики... Ну, не
любовь же тут ищут... в dark-room...
 Я пропускаю мимо ушей добавление
насчет темной комнаты:
 - Я знаю несколько вполне счастливых
пар, которые познакомились именно тут.
 - Алехандро Касона, "И на камнях
растут деревья". Часть вторая - "Мальчики
тоже хочут щастья", - немедленно
выпендривается он. Ему плевать, что эта
публика наполовину - финансисты-бинесмены.
Для негорешающий другой критерий, другая
половина.
 Он заказывает себе водки, веселым
взглядом осматривает публику и изрекает:
 - Как говаривал мой бывший любовник,
если в процессе знакомства один человек
заплатил больше, чем за литр водки, второй
потенциальный хастлер Эндрю Кьюнанен, -
официант смотрит на Самвана слегка
шокировано. Возможно, фраза была
рассчитана именно на него...


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 - Сейчас твои слова уже ничего не
решат, - произносит он, пригубляя новую
порцию виски. - Даже самые искренние.
 - Неужели то чувство настолько
серьезное?
 Он все же начинает кушать рыбу:
 - А не было никакого серьезного
чувства... - небольшая пауза. - Откуда они
берут столько сыра?.. - снова пауза. -
Чувства не было, было просто сексуальное
желание. Я хотел переспать с этим
мальчиком. Один раз. Может быть, два раза.
И все, - оставляя меня в крайнем шоке, он
всецело сосредотачивается на рыбе.


Пресненский вал, 14

 Самван пьет необычно мало и
практически весь вечер остается трезвым.
Он почти не отходит от стойки, предпочитая
за происходящим наблюдать со своего места
в углу. Своими убойными сентенциями он
больше не сокрушает официанта. Я же
наоборот чувствую прилив сил, выпиваю
столько, чтобы захмелеть, но не опьянеть,
пару раз я выхожу на танцпол. Самван
смотрит на все это совершенно безразлично.
Инетерс к вечеринке он потерял - и
безвозвратно.
 Возвращаясь в очередной раз к стойке
бара, я заказываю водки. Пока официант
выполняет это пожелание, я спрашиваю у
Самвана:
 - Сколько времени мы уже знакомы?
 - Неделю, - лениво тянет он, стряхивая
пепел.
 - А почему мы с тобой до сих пор не
переспали? - стараясь говорить шутящим
тоном, спрашиваю я.
 - Повода не было, - пожимает он
плечами.
 Я смеюсь:
 - А какой тебе нужен повод?
 - Ну, хотя бы подобный вопрос... - без
тени иронии отвечает он.
 Официант подает мне водку. Я
присаживаюсь рядом с Самваном, делаю
первый глоток из рюмки, закуриваю
"Парламент" из его пачки, лежащей на
стойке. Он равнодушно наблюдает за моими
движениями. Я делаю еще несколько затяжек,
еще глоток водки. Самван пьет кофе. Все
это время я стараюсь смотреть ему в лицо и
хоть как-то оценить непрницаемое
лениво-равнодушное выражение.
 Он докуривает сигарету, бросает новый
мимолетный взгляд на часы, допивает кофе и
неожиданно для меня, но совершенно ровным
тоном произносит:
 - Пойдем.
 - Да ладно, - бросаю я. - Расслабься.
Мне нравится эта вечеринка, давай побудем
тут еще.
 - Никто тебя не гонит, - все так же
ровно произносит он. - Оставайся тут. Я
тоже еще немного посижу.
 - А куда идти-то тогда? - смеюсь я. -
Танцевать?
 - Не-а. Ты же хотел трахнуться со
мной? Тут есть dark-room, пошли...
 Я ошарашен и откровенно сбит с толку.
Самван берет меня за левую руку и тянет со
стула. Я успеваю допить водку и бросить в
пепельницу сигарету...


Метро "Улица 1905 года"

 Мы идем по улице в сторону метро. Я
иду чуть поодаль, наблюдая. Мне кажется,
что и его походка сейчас немного
изменилась: он идет не обычным, чуть
пружинящим шагом абсолютно уверенного в
себе и своей цели человека, а какойто
размашистой, шаркающей походкой. Словно
добился успеха и отдыхает.
 Я практически протрезвел, но сейчас
мне хочется напиться. Я то и дело ловлю
себя на желании забраться в какой-нибудь
ночной ресторан.
 Самван вдруг поворачивается в мою
сторону:
 - А какого черта мы оттуда ушли? Тебе
же нравилась вечеринка!
 - Разонравилась, - коротко отвечаю я.
 - Хм... хозяин-барин... Только смотри
время полтретьего. Метро закрыто.
 - На "тачке" поедем.
 - И куда? День потерян, я никакого
интереса в этом гадюшнике не нашел... Я
выпить хочу! - в его голосе звучат
капризные нотки.
 - Ко мне поедем. Я тоже с
удовольствием выпью.
 - Только чур не приставать! - ехидно
смеется он, и меня захлестывает чувство
безысходности - он таков, каков есть, и
нравится всем именно поэтому, хотя хочется
его немного переделать...


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 - Сложно мне привыкнуть к таким твоим
выходкам, - наконец произношу я.
 Он, доев рыбу, смотрит на блюдо с
чувством глубокого удовлетворения. Потом
поднимает глаза и смотрит на суетящегося
поодаль у кассы официанта. Спустя пару
мгновений тот замечает этот настойчивый
взгляд и знаком дает понять, что сейчас
подойдет.
 - Какие выходки? - интересуется он
самым невинным голосом.
 - Ну, хотя бы вот это - чисто
сексуальное желание... Я видел, как ты
психовал, когда тот парень тебя
игнорировал. По-моему, это было не просто
желание...
 Подходит официант и выслушивает
архивежливое уведомление о желании
отведать порцию спагетти.
 - Не было любви, - слышу я, когда
официант удаляется в сторону кухни. - Не
было, - он снова закуривает и берет в руки
стакан виски. - Хм... любовь... - длинная
пауза, - нда...


Москва, Останкино, трехкомнатная квартира

 Самван вытащил меня на пьянку
абсолютно бесцеремонным звонком по
телефону в половине десятого вечера.
Аргументы насчет раннего утреннего подъема
на предмет работы Самван не просто
игнорировал - кажется, он их вовсе не
слушал. Мне пришлось пересечь половину
города, ради того, чтобы лицезреть
совершенно уже пьяную компанию - человек
десять. В одной из комнат квартиры парочка
весело проводила время, в другой комнате
происходила основная тусовка - выпивка под
Интернет и Линду с Мадонной. Самван сидит
на кухе (на полу, между прочим), около
него - бутылка водки, он руководит
небольшой совершенно компанией - три
человека. Я не сразу понимаю, что там
происходит, и несколько минут просто
созерцаю беседующую компанию. Самван
наливает мне водки и, не прерывая беседы,
протягивает стакан. Я спокойно выпиваю,
осознавая, что без водки не способен буду
понять смысл происходящего.
 - Так, на чем мы остановились? -
улыбаясь, уточняет Самван у своих
собеседников.
 - Фигня все, - удрученно мотает
головой симпатичный парень.
 - Ессессно, - спокойно соглашается
Самван. - Все фигня. Ты просто зациклен на
любви, и что толку? Нету любви, ты и сам
это знаешь...
 - Мы просто по-разному смотрим на
любовь.
 - На любовь нельзя смотреть
по-разному, - улыбается Самван. - Любовь -
такая штука, что, если она есть, то она
одинакова у всех. Как конституция у
страны. Нету моей любви или твоей любви.
Объект любви может быть разным... хе...
даже желательно, чтобы они были разными...
 - Самван, глупости ты говоришь. Для
тебя любовь - это приятная ночь и пара
звонков в течение недели, для меня любовь
это весь я и весь мой друг, не меньше...
 - Это не любовь, милочка, это -
максимализм, - улыбается Самван. - А
максимализм до добра не доводит. Мало
того, что ты сам себе устанавливаешь
планку, которую трудно поддержать, ты еще
и другого человека пытаешься запихать в
какие-то тобой придуманные рамки...
 - Ничего подобного, - пытается
возразить парень, но Самван в этот момент,
весело улыбаясь, приподнимает свой стакан
и выпивает водку. Все, в том числе и я,
следуем его примеру. Несколько минут
уходит на поглощение сыра, колбасы, рыбы и
еще какй-то закуски. Я закусываю
винегретом, Самван не закусывает вовсе.
 - Ну, что значит - "ничего подобного"?
мило интересуется он, пока парень ест
бутерброд с сыром. - Что, ты хочешь
сказать, что ты Владу даешь полную
свободу? Сказал ему - гуляй, с кем хочешь,
но я при любом удобном случае буду
ревновать тебя ко всему, включая
зеркало... бред какой-то...
 - А что делать? - улыбается парень.
 Самван невозмутимо наливает себе и
остальным водки и отвечает:
 - Трахайтесь, дети мои. Просто
трахайтесь. Не пытайтесь строить
длительные отношения, а то будете
обламываться и вскрывать себе вены... -
Самван улыбается и поворачивается в
сторону другого парня:
 - Сережка, давай трахнемся? - парень
забирает из его рук стакан с водкой и
обреченно мотает головой:
 - Не, я боюсь в тебя влюбиться...
 - Ну вот, а я так на тебя
рассчитывал...


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 - Любви нет, - произносит он, принимая
от официанта новое блюдо. Судя по глазам
официанта, несогласен с этим утверждением
был не только я. - Во всяком случае, для
меня. Во всяком случае, теперь.
 - Ты никогда не думал, что умышленно
ставишь себе какие-то рамки... - начинаю
я, но он спокойно прерывает меня:
 - Рамки? Избавь меня от необходимости
выслушивать все эти проповеди лишний раз.
Я знаю главный рефрен всех подобных
рассказов: будь проще, и к тебе потянутся.
 - Ну, да...
 - А если я не хочу, чтобы ко мне
тянулись? Ну, вот представь себе, что мне
не нужны тянущиеся ко мне ручонки,
ножонки, другие части тела... Я живу сам,
часто - один, но я вполне доволен этим.
 Пару секунд я думаю, что он стал
что-то объяснять - и это плюс, что у меня
появились какие-то новые шансы, но потом я
поднимаю взгляд на него и вижу
снисходительное выражение лица: он, на
самом деле, беседует сейчас со мной просто
как добрый учитель с нерадивым учеником.
Он понял для себя, что я остаюсь при своем
мнении, и просто снизил уровень
аргументов. Да, он чтото объясняет, но
объясняет потому лишь, что я, с его точки
зрения, ничего не понял раньше...
 - Ну, а станет тебе плохо, одиноко
окончательно - и что, к кому ты пойдешь?
 - Если бы меня заботили такие вещи, я
бы женился.
 Я улыбаюсь:
 - Ну да, я что-то подобное уже
слышал...
 Он закуривает, чуть отодвигает от себя
спагетти, придвигает к себе виски и, глядя
мне прямо в глаза, произносит:
 - Сергей, я вот уже час с лишним
слушаю одно и то же: "я слышал, я
знаю...". Я тоже слышал, тоже знаю. Я даже
пережил, между прочим. Тебе не приходило в
голову, что мы просто теряем время?
 Я замолкаю.


"Патио-пицца" у метро "Маяковского"

 - Ладно, уговорил... - неожиданно
произносит он, - объясню тебе. На пальцах.
Он тушит сигарету, отодвигает полупустое
блюдо, берет кофе. - Давай так. Ты мне
нравишься, ну, сугубо сексуально. Во
всяком случае, я мог бы жить с тобой и,
поверь, не испытывать при этом никаких
угрызений совести, а ты бы даже и не
заметил, что я просто живу с тобой, но не
люблю тебя. Все были бы довольны и рады. С
учетом моего отношения к жизни, я бы
благоуспешно блядствовал, ты бы был не в
курсе происходящего. Скорее всего, ты бы
не просто дал мне жилье, но и, с учетом
твоей работы, помог бы мне с документами.
Работу я бы сам нашел, я не такой уж и
тупой. И чего дальше-то?.. - улыбается он.
 - В каком смысле?
 - В любом. Сколько мы проживем вместе?
Мне любые привычки приедаются через два
месяца. Ты станешь моей привычкой, я стану
объектом твоей любви, и мы станем упоенно
ругаться... Дальше что?
 - Ты ставишь вопросы так...
 - А как ты хочешь? Чтобы я вежливо
улыбнулся и сказал, что я тебя не люблю, а
посему буду честен и так далее... Да во
мне честности не больше, чем в чеченском
террористе. Говорить, что мы человечески
подходим друг ко другу, но не должны иметь
претензий - ну, сам согласись, выглядит
симпатично, но результат заранее ясен...
 - Самван, ты не оставляешь никакого
шанса... - пытаюсь я остановить этот
поток.
 - Не оставляю? - улыбается он. -
Сергей, нету шанса. Нету. Я просто хочу,
чтобы ты видел это. А то ты себе что-то
там придумал, а теперь... а теперь мне
приходится разгребать все эти твои
фантазии...
 Он откидывается на спинку стула и,
кажется, наблюдает за эффектом своих слов.
Я стараюсь сохранять спокойствие. Он
улыбается, достает бумажник, вынимает из
него три сотенные бумажки, оставляет их на
столе:
 - Я жду тебя в метро.
 Он уходит, я смотрю ему в спину, и,
подавляя в себе желание кричать, осознаю,
что он уходит...

Сергиев Посад-7
А.Минчин


 Витька Агапов шел в хорошем настроении
и поддатом состоянии по аллейке с Беном.
Бен был тощий как смерть, а Витька Агапов
крепкий, как буйвол. (Ударом сметал с ног
любого, даже того, кто не хотел.) Слегка
покачиваясь и никого не задевая, они шли
своей, известной им дорогой. Бен был
легкий, Витька - нет, и Бена мог сбить с
ног любой ветерок. И когда так получилось,
с ветерком, то Витька резко повернул
голову назад. Есть такие головы, которые
сразу поворачиваются и моментально
трезвеют при малейшем запахе могущей
возникнуть крови.
 Сзади не спеша удалялись два
милиционера в синих униформах. Ловить,
кажется, было нечего, но Витька спросил:
 - Тебя толкнул кто-то?
 - Да, вон, они, нечаянно, наверно, -
ответил, не подумав, Бен.
 Сумерки спустились и улеглись на
аллейку, прижав ее... Фонари еле
высвечивали жалкие, скудные крохи света.
Они услышали его, когда ему оставалось до
них пару метров. Все-таки услышали. Он
думал, что мягче бежал.
 С полуметра с ходу, как только Витька
увидел повернувшееся лицо, он сильно и
резко пробил прямо в челюсть. Тому, кто
стоял ближе к середине аллейки, так как
было ясно, что это он задел синим плечом
тощего Бена, лучшего и самого близкого
друга Витьки Агапа. Челюсть подрухстнула
слегка, как тост на сковородке, а
повернувшееся лицо ответило уже взглядом
из лежачего положения.
 Статья №.. часть.. УПК РСФСР.
 Второй попробовал чем-то взмахнуть:
левая Витькина кувалда, как бы нехотя
взбивая гвоздь, клюкнула его по голове.
Чего-то, видимо, поняв, более сокровенное,
чем лежащий первый, второй милиционер
скаканул, шарахнувшись, через кусты и
побежал. Очень быстро побежал, пытаясь
что-то на бегу выхватить из кармана.
 Витька решил не догонять. Он
повернулся к обалдевшему Бену, обнял его
рукой, развернул от места действия и
собрался идти дальше.
 - Витьк, - не выдержал обалдевший Бен,
это же милиционеры.
 - Менты, - поправил Витька, - и потом,
их тоже учили с детства вежливости.
 Аллейка, обнятая кустами и прижатая
ночью, имела разрывы для перехода с нее на
левую или правую сторону улицы только в
четырех местах, на неказистых
перекрестках. На следующем таком
перекрестке Витьку с Беном уже ждали
казистые люди в синих нарядах. И началось.
 Бена как-то оттеснили, дав ему
сильного пинка, он не волновал никого.
Витьку сразу и зло подхватили под руки с
заламыванием оных два мента. А третий,
верзила такой, уже протягивал грабли из
"воронка", с нетерпением ожидая. И еще
двое страховали по бокам. Нельзя было
сосчитать, сколько сразу рассерженных
(мужицких, неуставших) рук протянулось к
Витьке.
 Трижды, как в былине, подтаскивали они
Витьку к машине и трижды он, подпрыгнув и
упершись ногами в подножку, резко
отталкивался спиной назад, роняя себя и
ментов на грязный шершавый асфальт.
 Бежать ему не хотелось, как-то хмельно
и радостно было посостязаться с пятью
мужиками. Ведь если попростому, то это
такие же мужики, как и все, только надели
на себя униформу и выкаблучиваются. Как и
он, ну - чуть постарше, ему двадцать, а им
на десяток, другой больше, - порезвились и
разошлись.
 Он забывал, что мужики - это мужики, а
милиционеры - это милиция. И резвиться с
ними не надо, они не привыкли к резвости,
а если и привыкли, то не так, не к такой.
Видит Бог.
 Но ничего, им оставалось потерпеть
недолго. Совсем пустяк, два переулка до
шестого отделения, в подвале.
 Витька попробовал, не следуя правилам
былин, четвертый раз дернуться, повалив
милиционеров за собой, но кто-то коротко и
больно вбил кулак ему в сплетение, и он,
хрипнув, задохнулся, закашлялся и
поддался.
 Ладно, чего там, порезвились и
разошлись.
 В комнатуху отделения милиции
ввалились вперемежку и непонятной гурьбой.
Витьки за пятью мундирами видно не было.
Он сопротивлялся, когда вели, не понимал,
зачем это, уже достаточно, хватит,
порезвились, да еще в дых ударили. Ладно,
квиты, он прощает.
 Комната имела один выход со старой
покосившейся дверью (в те времена еще
организация милиции не имела лучшего,
нужного, главного).
 Он удивился, что столько милиционеров
сразу разместились и нашли себе применение
в маленькой, ну, по крайней мере,
небольшой комнате.
 К покосившейся двери сразу стал один и
так и оставался стоять, пока не
шевельнули.
 Один сел к столу, достав чистый лист
протокола. Второй быстро подошел к окну и,
задернув шторызанавески неприятного
мышиного цвета, остался стоять пока возле.
Двое, что-то схватив, забежали Витьке за
спину. А третий, верзила, покачиваясь на
носках, остановился против него.
 Витька почувствовал, что ему
завязывают руки. "Зачем, - подумал было
он, потом решил: - Пустое".
 Витька Агапов - лучший нападающий
города по волейболу. Когда-то, чтобы рука
у него прокручивалась на 360 градусов по
отношению к оси тела для направления удара
и мяча в любую точку волейбольной
площадки, вычитал у йогов одно занятие.
Даже упражнение, правильнее. Начинать надо
было с палки. И, взяв ее двумя руками
сзади, сначала широко расставив их,
возвращать из-за головы вперед. И по
неделям сводить их все ближе и ближе к
середине, пока руки не сходились. Через
полгода Витька уже проворачивал руки сзади
вперед на карандаше, и кулаки его
соприкасались. Как у куклы, когда крутишь
одну руку, другая, привязанная на
веревочку, продетую через середину тела,
проворачивается тоже.На следующий день
весь двор собрался смотреть величайшее
представление. Небывалый трюк. Как Витька,
которому завязывали веревкой сзади руки,
извернувшись, как-то нелепо полуприсев,
сам полусжавшись, тянул их сзади к голове
и, дернувшись, резко бросал руки в апогей
над головой, после чего они оказывались у
него спереди, перед грудью. Это было дико
и невероятно. Потрясенный двор молчал и с
почтением трогал Витькины плечи.
 Так что, когда Витьке связали руки, он
решил: пустяки. Дальше только началось
непустячное дело.
 Для проформы его спросили:
 - Фамилия, имя отчество, год рождения?
 - Агап Витькин, - ответил Витька,
зная, что в милиции не всегда надо
говорить то, что знаешь. То, что известно
тебе с самого рождения.
 Его опять спросили:
 - Ты знаешь, что совершил нападение,
Витькин, на представителя власти.
 - Не-а, - ответил Витька.
 - И что оказывал и продолжаешь
оказывать сопротивление при доставке в
отделение милиции.
 - По-моему, я стою со связанными
руками и ничего никому не оказываю.
 - Как же не оказываешь. - Верзила,
быстро подскочив к Витьке, двумя широко
раскрытыми ладонями ударил его по ушам.
Что-то щелкнуло адски больно, и Витьке
захотелось сесть на пол и вырвать, но он
устоял.
 Сидящий за протоколом что-то говорил,
но Витька не различал слов, он не слышал,
потом и видеть стал смутно, потому что
какие-то капли влаги закуролесили в
глазах.
 Через некоторое время слух вернулся,
но в перепонках барабанных стоял дикий
зуд: их хотелось чесать, ковырять в ушах
пальцами, раздирать, только бы прошел этот
нечеловеческий зуд и шум.
 "Без следов бьют, - вспомнил Витька, -
ладно, за Бена можно и потерпеть".
 - Так вы не оказывали и не оказываете
сопротивления, а зачем пытались вытянуть
сзади руки из веревки?
 - Уши, - коротко ответил Витька.
 - Ах, ты еще делаешь вид, что не
слышишь, а замахиваться на власть, гнилье
пьяное..
 Верзила сделал шаг и сапогом что было
мочи ударил Вите в пах.
 А-а-а... Он волчком бешеным закрутился
по полу. Стоявшие сзади вдруг, как по
мановению дирижерской палочки, стали бить
ногами в Витькины почки. Он не видел,
только чувствовал, потом уже и чувствовать
перестал: боль роилась и билась во все
места. Уже угасая в сознательной мысли, он
услышал чье-то пришептывание:
 "Только без следов, без, только,
следов..."
 Потом он переступил в бессознание.
 Сколько он там пробыл, он не знал, да
это было и неважно, важным было, что он
вернулся оттуда, из бессознания, не
оставшись там, и попытался сесть на полу.
Боль тысячью иголками, а где-то шомполами,
дорвавшись, набросилась на его тело. Он
застонал, но невольно, потому что не хотел
перед ними выказывать себя, ведь они его
еще не знали, а знакомство, считал он,
всегда должно быть приятно и таинственно.
Не было смысла раскрываться. "Однако
пеpеpезвились ребята, - подумал он".
 И как-то перестал думать о том, что
все - мужики, что из одного теста сделаны
и - все хорошие. Эти мысли отвалились, как
отбитые. Осталась одна только боль,
саднящая в боках, почках и пахе.
 Он кувыpнулся на плечо, оперся,
толкнул чуть корпус назад и очутился на
колене, подтянул второе и встал на два. Он
Витька Агапов - перед этим mycopbem на
коленях. Ничего. Ему нужно только минут
пять.
 <Поговорите со мной, только поговорите
со мной несколько минут и не трогайте
тела>.
 Он сел на коленях, опустившись торсом
на пятки. Прошла короткая минута. Верзила
схватил в пригоршню его волнистые волосы и
дернул вверх. Витька, дрогнувший головою,
остался сидеть на месте.
 - Сам, - еле слышно выговорил он.
 Двое из "зада" перешли вперед и стали
перед ним. Он уперся одной ногой в пол,
качнулся, чуть не завалившись, но
справился с равновесием, подпеpшись другой
ногой, и поднялся.
 <Мне бы еще минутки три. Погодите три
минутки, и все будет в ажуре>.
 - Так зачем вы оказывали и продолжаете
оказывать сопротивление? - спросили его от
протокола.
 - Я больше так не буду, - нехотя
пошутил Витька.
 - Против вас возбуждается уголовное
дело по статье такой-то и такой-то,
приблизительный срок наказания от 7 до 10
лет лишения свободы в колонии строгого
режима.
 Витька стоял и не слушал, что ему
говорили, ему было неважно, что ему
обещают и сколько лет дадут. Минуту, еще
минуту, и дрожь пройдет в ногах, они будут
стоять сильно, как на волейбольной
площадке, и руки нальются...
 <Но пять ментов, Витька, это не под
силу и Поддубному, впрочем, один не в
счет, он за протоколом, - но четверо!> -
<А-а, пустяки... Попробуем>. - <Только
пробуй скорей, ребята эти еще не
наpезвились. Вон, видишь, пострадавший
двинулся от шторки у окна через всю
комнату на тебя и что-то резко орет,
расталкивая остальных.
 Ну - давай!>
 Секунда, Витька подсел, будто падая от
усталости, как-то неловко и невероятно
выгнулся, нечеловечески извернувшись,
рывок руками - они в апогее над головой,
толчок - и связанные перед грудью. И
подскочил тот уже от шторки. На свою
голову подскочил. Взмах - и летит
пострадавший в дальний угол, цепляясь за
воздух. Кисти связаны, но впереди.
 Верзила, pыкнув, бросился к нему в
прыжке. На полувзлете поймала Витькина
нога его корень, пах веpзилы. И тут же,
как футболист ножницами, с левой, шваpк
вдых, и закpужился верзила бешеным
волчком, хаpкая красной кровью со слюной.
Им тоже больно.
 Двое перед ним и сзади, уже меньше.
Еще удар ногой, еще, как молотобоец,
обреченный, заработал Витька. Остановись
сейчас на секунду молот, и не выйти ему
отсюда уже никогда, ни в суд, ни к маме -
это уже понял, понял Витька Агапов и
работал как ломовой. Стоявший у двери
бросился сзади к нему. Но боковое зрение -
его kopohka при обмане у сетки. Чуть
подпустил поближе и, полуповеpнув голову,
сильно и резко наклонил ее навстречу к
бpосившемуся. Крак-к - пеpеносица залита
кровью. Но не отвалился. А прилепился
наоборот. Витька завел отоpопевшему, с
хлещущей жидкостью и прижавшемуся к нему
менту ногу за щиколотку и сильно пихнул
тело плечом - сзади рухнуло и пpостонало
что-то на полу. И, протопав спотыкающимися
ногами, Витька ринулся, на сей раз от
своей смерти, к двери, забыв все боли и
жжения, закусив и npokycub губу,
pванувшись вверх по лестнице из страшной
подвальной комнаты.
 - Держи, - последнее, что услышал он.
Темнота сразу опутала и охватила его
(после света), он остановился, словно
ослеп. Шум, топот, грохот по коридору,
внизу подвала. Пока перешагивали через
товарища...
 Скорей же! Глаза, что с глазами, они
не видят ничего, это не темнота, - в них
кровь, что ли.
 - Витьк, - шепот-крик, - я здесь,
бегом, - донеслось из проходного двора. -
Ну, быстрей же.
 Витька, как слепой, сделал шаг, второй
по наитию прошлого. Ощупал все. Бен уже
сидел на "руле" и длинной ногой упирался в
асфальт.
 Они привыкли так ездить: Бен на
"руле", а Витька правит.
 - Сам, - прохрипел губами Витька, -
сам, я не смогу, уши, жутко болят уши, они
перебили мне перепонки.
 Уже на лестнице стоял грохот, будто
влетел в трубу метеорит. Бен мгновенно
переместился в седло, Витька последним
усилием вскочил на раму ХВЗ и, повалившись
головой на руку Бена, деpнувшую руль,
замер.
 Они понеслись по проходному двору. Бен
был король на велосипеде. Витьке так и не
удалось уговорить его сменить колеса на
мяч. <Ноги Бена - почему он еще не
мастер>, - вдруг ни к чему подумал Витька.
 Двор проходной кончился. Темень
поглотила и выбросила седоков к лабиринту
бесчисленных маленьких улочек и домов
тихого спящего города. Где каждый чуть ли
не второй дом был друг, был брат, был за,
а не против.
 Сзади не то послышался, не то раздался
выстрел, потом другой. Даже так? Но они
были далеко и плохо слышны. А может, у
Витьки это от перепонок плохая слышимость,
потому что Бен так вздрогнул, что Витька
чуть не перевалился через раму и его
подпирающую руль руку.

 Пришло утро. Это естественно - оно
всегда приходит после ночи.
 Бен зализал многие Витькины раны, но
только снаружи, внутри он не мог. В
больницу обращаться они не смели.
 В волейбол Витька больше не играл. Да
и к чему, ему теперь на всю оставшуюся
жизнь надо было лечить почки. Так
объяснили в Ессентуках, куда, умолив,
засунул его Бен, продав свой быстрый,
самый лучший велосипед в мире. Классной
марки ХВЗ.
 Играть он больше не мог. Жаль, это был
лучший нападающий города, хоть и ростом не
вышел, но прыжок был уникальный. А удар, а
обман - это же классика.
 Ладно. Чего уж там. Порезвились.