27
Ванкуверская претензия
Скотт Гибсон, один из 17 сотрудников Intel, ушедших вместе с Кейси Пауэллом, имел возможность воочию убедиться в неукротимом нраве Энди Гроува. Это произошло на первом же совещании на высоком уровне, где он присутствовал. Гибсон пришел за несколько минут до начала совещания, запланированного на 9 часов, уселся в укромном местечке и с волнением стал наблюдать, как один за другим входят самые известные и почитаемые лица компании. Минут через пять после назначенного срока, когда прибыл последний из участников, раздался страшный грохот.
Оправившись от шока, Гибсон повернулся к другому концу стола. Там сидел Энди Гроув, держа в руках деревянную палку размером с бейсбольную биту. Конец палки был выполнен в форме руки с надетой на нее защитной перчаткой вроде тех, что использовались в цехах Intel, со средним пальцем, поднятым вверх в неприличном жесте. Гроув что есть силы ударил этой палкой по столу и закричал: "Я не желаю более участвовать в совещаниях с этой группой, которая не может начать и закончить в назначенное время!"
Позднее Гибсон узнал, что палка являлась атрибутом, часто сопровождавшим Гроува. Спустя многие годы после введения списков опоздавших президент Intel так же требовал пунктуальности, как и всегда. В компании ходила легенда, что однажды Гроув даже выгнал одного из самых высших руководителей со словами: "Вы тратите понапрасну мое время. Все, что у меня есть в этом мире,— это чертово время. Убирайтесь вон'."
К счастью для Гибсона, ему почти не довелось испытать на себе характер Энди Гроува. В отличие от Кейси Пауэлла, уходу Гибсона не предшествовали никакие унизительные инциденты. Его уход стал просто результатом глубокой убежденности в том, что Intel потеряла стратегическое направление и не в состоянии реагировать на изменения рынка, которые, по мнению Гибсона, явно заслуживали внимания. Одним из таких изменений являлась растущая конкуренция на рынке запоминающих устройств.
В 27 лет Гибсон получил должность генерального менеджера и контроль над собственным счетом прибылей и убытков. Его биография была почти идеальной для успешной карьеры в Intel: детство, проведенное на Среднем Западе, откуда вышли многие нынешние калифорнийцы, составившие высшие ряды компании; диплом инженера, полученный в Университете штата Иллинойс, затем степень магистра экономики управления. Гибсон завел собственный бизнес еще в колледже. Вместе с приятелем-студентом он организовал предприятие по продаже стереоаппаратуры студентам трех местных университетских городков.
Теперь Гибсон отвечал за производство компонентов запоминающих устройств. Он был членом той команды, которая добилась первой продажи чипов памяти Intel компании IBM. Взаимоотношения с IBM принесли Intel в последующие пять лет доход в размере около миллиарда долларов и достигли кульминации, когда IBM выбрала процессор Intel для своего первого персонального компьютера. Тогда, однако, сделка в компании критиковалась: IBM потребовала и получила гарантии, что цены Intel на запоминающее устройство будут снижаться на 20% ежегодно в течение всего срока действия контракта. Intel надеялась, что его себестоимость начнет уменьшаться достаточно быстро, чтобы сделать возможным урезание цены и в то же время сохранить прибыльность контракта. Но никаких гарантий этому не существовало, поэтому для Intel сделка представляла определенный риск.
Базовый бизнес Intel — запоминающие устройства — сталкивался со все большими проблемами, в то время как интерес компании к микропроцессорам возрастал. Как мы знаем, компания единолично создала рынок полупроводниковой памяти, изобретя в 1971 году чип 1103, а затем, в середине 1972 года,— еще один, в четыре раза больше,— 4-килобайтный. Однако новый чип страдал рядом недостатков, исправить которые удалось конкурентам Intel. Mostek, отделившаяся от Texas Instruments, стала лидером в поколении динамической оперативной памяти (DRAM) объемом 4 Кбайт; она же потеснила Intel на рынке своим первым действительно надежным DRAM объемом 16 Кбайт. Причина, возможно, заключалась в характере деятельности: одно дело — придумывать новшества, обеспечивающие скачок, а затем доводить их до рынка и совсем другое — взять готовый продукт, внести некоторые усовершенствования и быстро выбросить на рынок улучшенную версию. Хотя Intel в этом отношении и отставала, ее производство запоминающих устройств было' все еще более чем солидным. Доходы от продажи DRAM выросли с 9 млн. дол. в 1974 году до 15 млн. в 1975-м, 23 млн. в 1976-м и 38 млн. дол. в 1977-м. А в 1978 году, когда был выпущен чип 8086, обеспечивший Intel господство на рынке микропроцессоров, ситуация изменилась в худшую сторону. Объем продаж DRAM вырос совсем незначительно — до 41 млн. дол. К 1979 году Intel принадлежало менее 5% массового рынка устройств объемом 16 Кбайт.
Новое 5-вольтное устройство, требующее только одного источника питания вместо использовавшихся в то время трех, не смогло компенсировать резкого падения средних продажных цен. В том году общий объем реализации запоминающих устройств компании откатился назад до 32 млн. дол.
Настоящей проблемой стала конкуренция со стороны японцев, а вовсе не обитателей Силиконовой Долины. Ряд японских компаний, в том числе Hitachi, Fujitsu, Toshiba и NEC, ухватились за полупроводниковую память и, используя индустриальный вес семейства связанных между собой компаний, стоящих за спиной у каждой из них, вкладывали в этот бизнес такие деньги, будто завтрашнего дня у них уже не будет. В начале и середине 70-х калифорнийские инженеры смеялись над новичками. Их называли "джапами" — парней, которые приезжали на коммерческие выставки и конференции, непонимающе улыбались, потому что их английский был слабоват, и щелкали повсюду своими маленькими фотоаппаратами, чтобы, приехав домой, попытаться понять, что же там происходит.
Такое предубеждение объяснялось тем, что у большинства американских инженеров мнение о японском качестве производства сложилось в 50-е годы, когда надпись "Сделано в Японии" была синонимом дешевизны и небрежного изготовления. В результате в Силиконовой Долине как минимум до 1975 года считали, что продать лицензию на свою технологию японской компании можно безо всякого ущерба для себя, зная, что получатель лицензии никогда не сумеет сделать ничего, что угрожало бы приобретенной
интеллектуальной собственности.
Существовал и еше один фактор, дававший американской индустрии обманчивое чувство безопасности: непринужденное отношение японских производителей чипов к интеллектуальной собственности. Американские компании уже больше десяти лет должным образом воспринимали патенты, авторские права и коммерческие секреты, а японские производители чипов словно застряли в 60-х, когда можно было запросто содрать чужую разработку. Уже в 1982 году NEC продавала нелицензированную копию чипа 8086, сделанную на основе фотографий чертежей Intel. Питер Столл, бдительный инженер Intel, обнаружил свидетельство нечестной игры, когда в чертеже чипа NEC соединение между двумя транзисторами оказалось прожженным именно в том месте, где он прожег перемычку в чипе 8086 для устранения логической ошибки. В том же году ФБР в результате проведенной операции поймала сотрудников Hitachi и Mitsubishi при попытке купить то, что они считали украденными документами, содержащими секретную информацию о компьютерах IBM.
Из-за этого возникал соблазн относиться к японской индустрии чипов как к горстке невежественных копировщиков, которые не способны нанести серьезного вреда. Intel придерживалась того же мнения, что и другие компании. К примеру, когда однажды журналисты "Palo Alto Times" спросили Роджера Борового, какова его реакция на сообщения о том, что русские скопировали чип Intel и используют его в аэрокосмической промышленности. Боровой шутя ответил, что его сильнее обеспокоило бы, если чип скопировали бы японцы, так как их производственные возможности выше, "но, с другой стороны, если бы японцы сделали это, чипы не вернулись бы к нам в виде ракет".
Боровой оказался прав насчет ракет, но он явно ошибался в том, что Советский Союз представляет для США большую угрозу, чем Япония. Хотя японские компании и копировали разработки чипов и технологические процессы американских прототипов, они начали делать большие успехи в самом производстве чипов. Поздно придя в этот бизнес, японские компании должны были добиться хоть какого-нибудь преимущества, и они умело продвигались в этом направлении.
В то время как рабочие Силиконовой Долины имели склонность к перемене мест работы, переходя из одной компании в другую, предложившую на 50 центов в час больше, японские операторы были гораздо более лояльными к своим работодателям. Это, в сочетании с весьма высоким порогом монотонности, приобретаемым благодаря эффективному, но очень регламентированному и негибкому образованию в стране, означало, что многие японцы могли работать на одном и том же месте на линии долгие годы, оттачивая от месяца к месяцу нехитрые технические навыки, чтобы отличать кремниевые пластины с дефектами от практически чистых. Другой побочный эффект японской системы образования состоял в том, что заводские операторы были более дисциплинированными и имели почти военные привычки. В цеху, где единственная пылинка может вызвать ошибку на чипе, на выход продукции влияют такие очевидно простые вещи, как строгость соблюдения запретов на косметику и длинные волосы или то, сколько раз дверь чистого помещения открывается в течение смены. Если японские рабочие готовы были выходить в туалет всем
скопом, а не по одному по мере надобности, это заметно повышало продуктивность.
Но, пожалуй, решающими были два других преимущества японцев. Первое состояло в том, что японские полупроводниковые компании, как и автомобильные, имели более тесные связи с поставщиками и производителями оборудования, чем их американские коллеги. Производители оборудования и чипов в Японии работали вместе над каждой стадией производственного процесса, внося одно за другим небольшие изменения, пока все не начинало работать почти идеально. В Америке же, напротив, производители чипов предпочитали вносить изменения в оборудование, часто не ставя поставщика в известность. "Иногда мы даже не допускали
поставщиков в наши цеха",— вспоминал один из старейших инженеров Intel.
Другое преимущество носило интеллектуальный характер: в 60-х и в начале 70-х годов японские компании изучали работы американских экспертов по производству, таких как У. Эдварде Деминг, которые доказывали, что ключом к снижению себестоимости во многих производствах является повышение качества, поскольку дефекты всегда дороже выявлять на поздней стадии, чем предотвращать в начале разработки. В американской индустрии эта тактика была взята на вооружение лишь в 80-х годах. А японские производители чипов приняли ее десятью годами раньше. Они уделяли колоссальное внимание производству чипов в целом, затрачивая массу усилий на поиски любых изменений, сколь угодно малых и с виду незначительных, которые могли бы улучшить или удешевить процесс. Один пример: вместо очень дорогостоящего процесса защиты всей производственной зоны от пыли некоторые японские производители чипов концентрировали внимание лишь на самых чувствительных участках процесса и использовали там самые мощные системы фильтрации и кондиционирования.
В результате совместного действия этих факторов к концу 70-х годов лучшие компании в полупроводниковой отрасли Японии имели значительное преимущество в производстве перед лучшими американскими компаниями. По сведениям из одного источника, максимальный выход устройств DRAM в США составлял 50%, в то время как в Японии — 80%. Поскольку выход продукции напрямую связан с себестоимостью, это означало, что японские компании могут получать те же прибыли, что и их американские конкуренты, продавая чипы по более низким ценам.
Для Intel проблема состояла в том, что во время визитов на фабрики ничего нельзя было увидеть. Когда высших должностных лиц Intel проводили по цехам японских заводов, что обязательно случалось в качестве стандартного жеста вежливости в отношении партнера, давшего лицензию на технологию, им почти никогда не разрешали осмотреть участок сортировки пластин, где операторы проверяли каждый чип на готовой кремниевой пластине и помечали бракованные. Выход чипов с пластины — количество хороших чипов, получаемых в результате процесса, относился к числу самых строгих секретов каждой фабрики, поскольку он давал ценную информацию о себестоимости и прибыльности. А кроме того, не существовало никаких волшебных индикаторов, которые могли бы немедленно довести до сведения руководителей Intel, что в Японии чипы делают лучше.
Выяснить, на что способны японские конкуренты, можно было, только построив завод Intel в Японии. Такая возможность действительно предста-вилась в конце 70-х, и Джек Карстен, генеральный менеджер компонентной группы, с энтузиазмом поддерживал эту идею. Но в итоге компания приняла отрицательное решение, и возможность была упущена.
"Я получил договоры на аренду земли в Японии, где Intel могла разместить свой первый заморский завод,— вспоминает Карстен,— Завод обеспечил бы некоторую независимость от колебаний курса валют, но у завода в Израиле [который рассматривался в качестве альтернативы] были огромные государственные субсидии и хороший рынок рабочей силы. Японский завод подключил бы нас к снабжению японским оборудованием и позволил включиться в сеть Zaibatsu. Мы могли бы перехватывать сведения о развитии японской технологии в области DRAM, о производителях кремния, шаблонов и инфраструктурной поддержке. Так поступала Texas Instruments, которая вложила деньги в местное производство. В конце концов мы предпочли Иерусалим, во многом благодаря субсидиям".
Но сколь бы Intel ни старалась закрывать на это глаза, существовало одно неопровержимое доказательство того, что в Японии что-то происходит: низкие цены на DRAM японских производителей в Америке. Первым результатом их прихода стало более быстрое, чем раньше, падение цен, из-за чего менеджеры производственных линий, независимо от высшего руководства Intel, начали принимать решения о выделении больших производственных ресурсов для высокоприбыльных микропроцессоров. Для того чтобы сделать выбор, заполнить ли кремниевую пластину микропроцессорами, которые принесут по несколько сотен долларов каждый, или устройствами динамической оперативной памяти, которые дадут лишь по 10 или 20 дол., совсем не обязательно быть магистром экономики. Но здесь официальная точка зрения Intel не отличалась от мнения других компаний Силиконовой Долины. Причина столь низких цен у японцев, считали они, не в том, что их производство лучше, а в том, что японцы пытаются пробиться на рынок. А их качество выше только потому, что они отправляют в Америку лучшие устройства, а отбросы оставляют для внутреннего рынка.
Первым сотрудником Intel, который понял ошибочность данного взгляда, стал инженер Генри Грегор, перешедший в компанию в 1980 году из Tektronix. Поначалу Грегор никак не мог сориентироваться в Intel. Его назначили в подразделение компании, которое называлось "Производство микроконтроллерных приборов" (Microcontroller Instrumentation Operation, МЮ). Внутри Intel недавно переведенную из Силиконовой Долины группу М10 называли "пропавшими в Орегоне" (Missing in Oregon), и члены ее, разумеется, были несколько в стороне от основного течения Intel. Но насколько далеко, Грегор понял только тогда, когда его пригласили на сове- ' шание с участием высшего руководства компании.
"Совещание началось,— вспоминает он,— Не помню, кто присутствовал, я знал немногих из находящихся в комнате, хотя уже был знаком с Энди Гроувом и даже встречался с ним... Вдруг я заметил в задних рядах парня в клетчатой рубашке, который время от времени начинал отчаянно
вопить, затем садился с покрасневшим лицом. "Кто это?"— спросил я у своего соседа.— "О,— ответил он,— это Джек Карстен", как будто его имя объясняло его странное поведение. Позднее Грегор понял, что Карстен был не одинок: еще один человек в противоположном углу комнаты время от времени выходил из себя и начинал кричать. Сосед Грегора назвал его имя — Лес Вадаж.
Несколько месяцев спустя Грегора вместе с менеджером Intel по сбыту на национальном рынке послали на встречу в корпоративный центр Hewlett-Packard. Встреча оказалась не намного менее конфронтационной, чем внутреннее совещание, на котором ранее присутствовал Грегор, но совсем по другой причине. Hewlett-Packard пыталась внедрить производственную программу под названием "Точно в срок", при которой товарные запасы держались бы на минимальном уровне, а устройства поставлялись поставщиками в назначенные сроки незадолго до того, как они понадобятся. Руководство HP имело массу претензий к работе Intel и представило их подробный список: тогда-то Intel не выполнила своих обязательств, тогда-то не выдержала сроки поставки или поставила устройства низкого качества. Еще более резко упреки прозвучали, когда Грегор с одним из самых доверенных лиц Гроува нанес визит в отдел Hewlett-Packard в Ванкувере, занимающийся принтерами. Вице-президент HP по снабжению материалами указал на Грегора и повернулся к должностному лицу Intel.
"Я постоянно вижу здесь этого парня,— сказал он,— Я знаю, он пытается добиться, чтобы эта ерунда [Intel] вошла в разработки наших продуктов. Но я приложу все старания, чтобы выбросить эту ерунду из разработок, потому что меня не устраивает ваш сервис и я не хочу из-за вас иметь проблемы с качеством".
Вскоре эта проблема стала достоянием общественности. На конференции, организованной Японской ассоциацией электронной промышленности в Вашингтоне в марте 1980 года, генеральный менеджер отдела HP по информационным системам показал слайд, демонстрирующий разницу в качестве полупроводников разных производителей. В прошлом году, объяснил он, HP приобрела устройства DRAM объемом 16 Кбайт у трех американских и трех японских компаний. Результаты проверки качества просто шокировали.■ В устройствах лучшей из американских фирм выявлено в шесть раз больше ошибок, чем у худшей из японских. Хотя HP тактично не назвала имен, все присутствующие поняли, что этими американскими компаниями были Intel, Texas Instruments и Mostek, а японскими — Fujitsu, Hitachi и NEC.
Как ни странно, но внутри Intel к открытиям HP не проявили большого интереса. Казалось, только двух человек не на шутку встревожили претензии компании. Одним из них был Лэрри Хутник, ставший вице-президентом Intel по финансам в 1974 году, после изучения азов корпоративных финансов в компании Ford. Хутник с гордостью заявлял, что ничего не смыслит в полупроводниках, зато цифры знает лучше всех. Задолго до того как Гроув начал всерьез воспринимать проблему, Хутник часто говорил менеджерам заводов, что их себестоимость слишком высока, а выход продукции слишком низок. К сожалению, на этой стадии он не имел никакого оперативного контроля над производством в Intel, и производственники просто могли не обращать на него внимания, как стараются не замечать надоедливый голос снаружи, защищающий свое кресло.
"Когда он отвечал за финансы, я видел его в постоянном противостоянии производству,—делится воспоминаниями Уилл Кауфманн, вице-президент компании, ответственный за все производство кремния в Intel.— Хутник пытался добиться от работающих на производстве большей продуктивности и меньшей себестоимости. Он открыто критиковал нашу работу". Но Кауфманн и сам относился к происходящему серьезно. Он заинтересовался этим вопросом после получения претензий от Hewlett-Packard, приобрел несколько книг о японском менеджменте и начал изучать их в свободное время. Однако только через год с лишним эти книги подсказали ему конкретные идеи изменений в Intel, но к тому времени отношения между финансистами и производственниками настолько испортились, что объединять свои усилия с Хутником было бесполезно.
Тем временем в индустрии появилась новая шокирующая разработка. В конце 1979 года Fujitsu выпустила первый DRAM объемом 64 Кбайт для массового рынка. Это был неожиданный удар со стороны компании, очень долго считавшейся способной лишь на копирование. Не имея доступа к новым разработкам и технологическим процессам Intel или какой-либо другой американской компании, Fujitsu смогла победить американцев на их собственном поле. Неумолимая экономика практики теперь работала на Fujitsu против Intel. Всем известно, что себестоимость производства резко падает при увеличении общего количества выпущенных устройств. В этом заключался один из факторов удвоения эффективности чипов каждые полтора года, выраженный в законе Мура. Разница была лишь в том, что теперь в роли догоняющей выступала Intel, и когда она смогла выпустить свой чип объемом 64 Кбайт, на что потребовалось не более двух лет, себестоимость у Fujitsu снизилась настолько, что Intel оказалась не в состоянии конкурировать с ней прибыльно.
Осознав всю серьезность проблемы, Мур и Гроув просили исследователей Intel ускорить работу над двумя мощными технологиями, которые могли изменить счет на табло. Одной из них являлся новый производственный процесс под названием CMOS (complementary metal oxide on silicon — дополняющие металл-оксид-кремний), позволявший снизить потребление чипом энергии, поскольку ток пропускался через транзисторы в ячейке только при изменении ее состояния с 1 на 0. Производители портативных
компьютеров, работающих от батареек, несомненно, готовы были платить за них больше.
Другая "убийственная" технология, с помощью которой Intel надеялась вернуть былое господство на рынке запоминающих устройств, называлась "резервирование на уровне схем". В системах памяти, которые Intel производила для IBM, вводились дополнительные контуры, позволявшие обходить неисправные ячейки частично дефектных чипов. Благодаря этому Intel могла использовать устройства, которые в противном случае пришлось бы просто выбросить. Новая идея заключалась в применении принципа перемычек в самом чипе. Вот как объяснял ее Рон Уиттиер, руководитель отдела запоминающих устройств, на занятиях Школы бизнеса для выпускников Станфордского университета:
"В сущности, вы имеете адресную систему чипа памяти, состоящую из рядов и колонок. Периферия чипа содержит логические и восстанавливающие контуры, необходимые для управления информацией и обновления ее в DRAM. К 64-Кбайт версии Intel добавила лишнюю колонку, чтобы она могла быть задействована в случае производственного дефекта. В каждую колонку встроен физический переключатель, или "предохранитель", к которому могут обращаться испытательные приборы. В случае обнаружения плохого элемента через переключатель пропускается ток и "предохранитель" перегорает, дезактивируя неисправную колонку, а дополнительная колонка вводится в действие. Таким способом можно "перепрограммировать" бракованный чип перед продажей и повысить общий выход продукции".
Эта поразительно умная идея позволяла обойти японское превосходство в производстве бездефектных кремниевых пластин, не занимаясь улучшением качества производства. Резервирование на уровне схем,для процесса с высоким выходом продукции было подобно мозгу для мускулов: оно давало возможность значительно увеличить процент годных устройств, выходящих с линии, не внося существенных изменений в ее работу.
Одно было плохо: технология не работала. Точнее, после того как инженеры Intel подготовили чип с резервированием к производству, выяснилось, что процессу сгорания предохранителя, который должен был обеспечивать дезактивацию дефектной колонки ячеек памяти, не хватало устойчивости. Иногда после прожигания поликремниевый предохранитель таинственным образом "вырастал" снова и в результате через некоторое время после установки чипа неисправная колонка опять включалась, j а пользователь начинал замечать ошибки в данных. И лишь в начале 1982 года, третьего года с момента выпуска устройства Fujitsu, Intel смогла выйти на рынок с надежным DRAM объемом 64 Кбайт, использующим механизм замешения. Процесс CMOS в конце концов тоже принес большой успех, но для этого тоже потребовалось время: такие чипы емкостью ; 64 Кбайт Intel смогла предложить только через два года.
В 1982 году генеральный менеджер производства компонентов памяти Скотт Гибсон пришел к заключению, что Intel больше не в состоянии удерживать свои позиции на широком рынке динамической оперативной памяти. Он пытался убедить коллег, что эта проблема скорее долгосрочная, чем сиюминутная, потому что Intel взяла привычку еше восемь лет назад во времена поколения чипов объемом 4 Кбайт лезть в гору, как только прибыли опускались ниже установленного порога. Гибсон доказывал, что Intel не должна преследовать цель найти свою нишу в области DRAM, как это было со статическими RAM или EPROM. Пусть другие пробиваются на потребительский рынок дешевой памяти. Компания должна сделать упор на процесс CMOS, считал он, и стать лидером в производстве устройств памяти для новых персональных компьютеров.
Но Гибсон, так же как и Хутник, который был отлучен от производства, или Кауфманн, ищущий пути преобразования, не определял политику компании. Он занимал в организации слишком скромную должность, чтобы его предложения о частичном отказе от рынка DRAM были восприняты серьезно. Две из трех самых влиятельных фигур компании имели собственные причины, чтобы яростно противостоять даже ограниченному отказу. Эд Гелбах, стоявший во главе сбыта и маркетинга, знал, что его подчиненные хотят иметь полный спектр продукции. Им нравилась возможность предлагать потребителям одновременно память, EPROM и процессоры, а тем, кто покупал у Intel, хотелось, чтобы эти продукты были доступны еше в течение нескольких лет. Решения об отказе от некоторых малорентабельных чипов, время от времени принимаемые Intel, вызывали резкое недовольство у части потребителей. Широкий спектр продукции позволял за счет сильных товаров продавать и более слабые. Когда процессоров недоставало и они "распределялись", закон добросовестной торговли не позволял отказать в их продаже потребителю, если он не купит одновременно и память; но при этом можно было намекнуть, что вы поощряете одновременное приобретение различных продуктов и предлагаете скидки, исходя из общей суммы, а не из количества каждого изделия. Поэтому Гелбах был категорически против любых отказов.
У Гордона Мура, председателя и управляющего Intel, имелись на то свои причины. Динамическая оперативная память являлась "двигателем технологии" в индустрии. Все ячейки памяти в чипе были одинаковыми. Имея правильные периферийные контуры и ячейки, сделать чертеж чипа не составляло большого труда. Поэтому для испытания новых производственных процессов Intel всегда использовала именно DRAM, а не более сложные разработки. Еще одно преимущество DRAM состояло в том, что сама их товарная сущность предполагала производство в очень больших объемах. Только обрабатывая большое количество пластин в одном цеху при помощи одного и того же процесса, считал Мур, можно добиться улучшений, позволяющих снизить себестоимость. 8 Зак. 128
• Незадолго до того, как Гибсон ушел к Кейси Пауэллу, взорвалась еще одна японская бомба. Менее чем через полгода после того, как Intel выпустила 64-Кбайт процессор, решив наконец проблемы с технологией резервирования, появились первые 256-Кбайт чипы нового поколения, т.е. вчетверо превышающие объем своих предшественников. На этот раз в числе производителей чипов оказалась не только Fujitsu, но и Hitachi, которой также оказалось по плечу осилить процесс производства 256-Кбайт чипов.
На смену 1983 году пришел 1984-й, и всем стало всем ясно, что в индустрии назревает кровавая битва. В то время как многие американские компании продолжали делать капиталовложения в период последнего спада, возводя, а затем при необходимости консервируя новые фабрики, японцы вошли в период самого крупного бума инвестиций в истории полупроводниковой промышленности. К 1984 году совокупные инвестиции японцев в заводы и оборудование для производства чипов превысили совокупные инвестиции в США. Стало очевидно, что при снижении спроса произойдет колоссальное перепроизводство.
Японцы отреагировали на перепроизводство по-своему. Они рассматривали снижение цен как смертельную схватку. Intel и в меньшей степени AMD готовы были продавать немного ниже себестоимости, чтобы поддерживать заводы в работающем состоянии. Но Hitachi разослала своим дистрибьюторам EPROM указание (позднее оно было опубликовано в "Wall Street Journal'), в основе которого лежала совершенно иная стратегия: "Назначайте цену на 10% ниже, чем у них; если они изменят цену, снова уменьшайте на 10%. Продолжайте так до победного конца".
При таких правилах игры было понятно, что выстоять смогут только компании с самыми тугими кошельками. Здесь японские фирмы имели явное преимущество, так как на производство чипов у них приходилась лишь малая доля их бизнеса. В то время как у AMD полупроводники составляли более четырех пятых объема продаж, у Intel и National Semiconductor — три четверти и у Texas Instruments — половину, у Fujitsu они занимали только одну пятую объема продаж, у Hitachi —одну девятую. Это давало возможность японским компаниям распределять убытки от чипов на относительно длительный период за счет более широкого спектра других продуктов.
Следовало ли считать продажу ниже себестоимости аморальной? По всей видимости, нет: американские игроки занимались подобной практикой уже более десяти лет. Во вступительном заявлении к документу о первоначальном выпуске акций Intel среди прочих "факторов высокого риска", о которых инвесторы должны были задуматься, прежде чем вкладывать деньги, имелось следующее предостережение:
"4. Из-за жесткой конкуренции и ожидаемого снижения себестоимости Intel и ее конкуренты обычно предлагают продукты для фьючерсных поставок по ценам ниже текущей себестоимости. Если себестоимость, вопреки ожиданиям, не снижается, такие сделки могут привести к убыткам".
Разница состояла в том, что американские менеджеры, включая руководство Intel, считали, что продажи ниже себестоимости возможны только в крайних случаях, а японские рассматривали их как наилучший способ пробиться на рынок. Цены на DRAM в течение одного года упали почти на 70%. Это был первый случай, когда закон Мура недооценил темпы технологических изменений.
Довольно скоро переполох на рынке DRAM перешел в плоскость высокой политики и международной дипломатии. Боб Нойс, ставший неисполнительным председателем Intel, помог довести проблему до сведения политиков — друзей Intel в Вашингтоне. Не .удовлетворившись кражами технологий у Америки, доказывал Нойс, японцы теперь демпируют свои продукты на американском рынке ниже себестоимости. Их правительство оплачивает половину счетов на исследования и опытные разработки. Их система "кейрецу" — индустриальных групп, связанных взаимным владением акциями,— становилась для японских компаний источником дешевого финансирования. В результате на американском рынке они устанавливали значительно более низкие цены, чем на внутреннем, где доля американских поставщиков составляла только 10% против более 50% на всех остальных рынках. Не пора ли было что-то предпринять?
Торговля полупроводниками стала одним из самых острых вопросов во взаимоотношениях между США и Японией. Торговый представитель США выразил антидемпинговые претензии к японским производителям DRAM и расширенные претензии в соответствии с 301-м разделом торгового законодательства США за недобросовестную торговлю полупроводниками в целом. Intel совместно с AMD и National подали жалобу по поводу EPROM. В 1986 году правительства Японии и США подписали соглашение по полупроводникам, содержащее секретное письмо. В нем японская сторона утверждает, что "понимает, приветствует и будет прилагать все усилия для того, чтобы помочь американским компаниям достичь 20%-ной доли рынка в течение пяти лет". Позднее это письмо стало достоянием общественности и поставило обе стороны в неловкое положение. Так был развеян миф о том, что доля рынка, принадлежащая американским производителям чипов, не является предметом прямого влияния бюрократов или политиков. Обнародование письма породило новую волну взаимных обвинений и споров по поводу того, была ли 20%-ная доля рынка поддержана гарантиями японского правительства.
Для Intel все это имело скорее теоретическое значение. После того как демпирование и недобросовестность были разоблачены, а временное переполнение рынка и технические проблемы с собственными продуктами остались в прошлом, перед компанией вновь встал фундаментальный вопрос: должна (или может) ли она продолжать соревнование на рынке динамической оперативной памяти?
Главная трудность заключалась в том, что практически никто в компании, начиная с Гордона Мура и Энди Гроува, не мог рассматривать этот вопрос объективно. Имя Intel слишком долго ассоциировалось с DRAM. Компания создала рынок чипов памяти, а он, в свою очередь, создал компанию. Отказаться от запоминающих устройств ради того, чтобы сконцентрироваться на более прибыльном бизнесе микропроцессоров, означало отказаться от собственных корней. Но была ли альтернатива? Продолжать предлагать полный ассортимент чипов, истекая красными чернилами? Или отыскать более прибыльную нишу на рынке памяти, если таковая существовала и ее можно было отстоять?
Только к середине 1985 года Энди Гроув смог наконец смириться с неизбежным.
"Мы с Гордоном Муром обсуждали наше затруднительное положение,— рассказывает он.— Настроение было отвратительное. Я смотрел в окно на вращающееся в парке "чертово колесо", затем повернулся к Гордону и спросил; "Если нас выкинут и совет директоров назначит нового президента, что, по-твоему, он будет делать?". Гордон ответил без колебаний: "Откажется от памяти". Я посмотрел на него ошеломленно и сказал: "Почему бы нам не выйти за дверь и, вернувшись, самим не сделать это?"
В вышедшей в 1996 году книге "Only the Paranoid Survive", откуда взята эта цитата, Энди Гроув утверждает, что в период технологических изменений любой бизнес может столкнуться с разительными переменами в окружении — изменениями, которые он назвал "стратегическими точками изгиба". Примите правильное решение в точке изгиба, говорит Гроув, и ваша компания может смело смотреть в будущее — вас ожидают светлые годы дальнейшего роста. Примите неправильное — и неумолимо покатитесь вниз.
Однако в середине 1985 года не существовало ни единой точки, где Intel пришлось бы принимать срочное решение, оставаться ли ей крупным игроком на рынке DRAM или уйти с него. Тенденции, которые привели к кризису 1985 года, работали уже лег пять, а может быть, и больше. Если бы Intel среагировала раньше, ей, возможно, никогда бы не пришлось отказываться от одного из двух своих стержневых направлений в бизнесе.
Так же несправедливо было утверждать, что 1985 год явился последней чертой, когда Intel могла выйти из бизнеса чипов памяти. На деле по- i требовался целый год, чтобы Intel смогла реализовать решение о выходе, ]
и еше один, чтобы возвратить прибыльность. Для начала Гроув убрал генерального менеджера, отвечавшего за все производство, поскольку тот был явно неспособен "работать топором". Затем он привел нового, получившего особые инструкции по прекращению производства памяти. Но новый генеральный менеджер занял позицию своего предшественника: он хотел продолжать программу исследований и опытных разработок для следующего поколения чипов объемом 1 Мбайт, несмотря на заключение, что такой чип никогда не будет создан. Понадобилось еще несколько месяцев, чтобы все сотрудники Intel, число которых сократилось до 18 200 по сравнению с 25 400 в 1984 году, осознали наконец, что отказ компании от производства памяти пойдет воем во благо.
Раздел своей книги "High-Output Management" об оценке качества работы Энди Гроув посвятил так называемому "заряду" — виду отзыва, когда босс говорит своему подчиненному, что тот плохо выполняет работу и, скорее всего, будет уволен, если ситуация не изменится в кратчайший срок. Гроув сопроводил свой анализ диаграммой в виде лесенки, на каждой из ступенек которой помещены слова. Внизу находится слово "игнорировать", затем "отрицать", далее следует "обвинять других", "принять на себя ответственность" и "найти решение".
Представление компанией Hewlett-Packard своих данных о качестве производства полупроводников и стало таким "зарядом" на корпоративном уровне по отношению к Intel и другим производителям чипов из Силиконовой Долины. Причем реакция Intel в точности соответствовала описанному в книге ответу плохо справляющегося со своими обязанностями индивидуума. Игнорировать, отрицать, обвинять других, принять на себя ответственность и найти решение — чтобы пройти все эти ступеньки, Intel потребовался период с 1980 по 1986 год.
