Gorodok #10

Проза - Моя любовь.

    Здесь на Ваше прочтение представляется розовая
романтическо-эротическая мечта юной девушки....

                     МОЯ ЛЮБОВЬ


     Впервые   я,  наверное,  увидела  его  во  сне.
Видимо,  очень  давно:  может быть еще в детстве? Не
знаю случая, когда он и в самом деле появился у нас,
я   ничуть  не  удивилась.  Это  как-то  само  собой
разумелось, что он, наконец, появится.
     Его  голос  сразу  наполнил прихожую, зазвенел,
летая  между  стеклянными шарами люстры, и выплеснул
на  кухню. Смуглая тонкая рука с длинными пальцами и
узким запястьем, увитая синими тенями дверной ручки,
выключателей  и  вешалки  гардероба.  Он был худ, на
лице выделялся только длинный нос и бездонные оконца
глаз, скрытые бликами стекол очков. Свободный свитер
скрадывал  очертания  тела, тоже худого и жилистого.
И,  видимо,  это его слегка смущало - глупые мужчины
почему-то так переживают из-за своей мускулатуры, не
понимая, что это как раз и не очень важно.
    Конечно,  кому  как,  но  у  нас  в семье всегда
предпочитали  эстетику и изящество мускульной силе -
и  хоть  я  небольшой знаток красоты мужских ног, но
эти...  Как нетерпеливо и легко они двигались, в них
чувствовались   тонкость   кости   и  скрытая  сила,
неожиданное   и   точное   движение  позволяло  даже
торопясь ступать непринужденно, и это, право, трудно
выразить  словами.  Кажется,  что  они  живут своей,
отдельной  жизнью,  и он при всем желании не смог бы
заставить    их    сделать   что-либо   дурное   или
некрасивое...
     Я  не  знаю  точно,  как выглядят герои легенд,
принцы, доисторические коты в сапогах, - может быть,
так?  Он  поздоровался  и  прошел  дальше  по  кухне
(приходил  к  нам  по какому-то делу). А я, так и не
поднимая глаз от пола, вышла в комнаты, думая о том,
что  едва  ли  он  расслышал  мой тихий ответ. В тот
вечер  я  долго  молча  сидела перед телевизором, не
совсем  понимая,  что  там  происходит  и  рассеянно
оглядываясь на вопросы домашних.
    По-моему,   они   решили  тогда,  что  я  просто
заболела.  Сами  того не зная, они были правы. И эта
болезнь имела имя.
     С  того  дня  прошел  уже  почти  год. Он часто
бывает  у  нас. Его взгляд и голос первое время чуть
не  сводили  меня  с ума, а прикосновения жилистой и
тяжелой  (но с такими нежными пальцами!) руки просто
бросали   в   дрожь.   А   он,  кажется,  просто  не
воспринимал меня всерьез. По воскресеньям я с самого
утра ждала, когда он ворвется в нашу огромную сонную
квартиру  и, поздоровавшись со всеми, обнимет меня и
оторвет  от  пола,  закружив  по  комнате.  Радостно
скажет:   "Здравствуй,  моя  милая  девочка!"  -  и,
приникнув   лицом   к   моему   затылку,  прошепчет:
"Прелесть  моя!"...  Потом,  обсудив  на  кухне свои
дела,  пока  там  убирают  со  стола  и моют посуду,
иногда  может зайти в мою комнату, где я одна (двери
у нас закрывают), и присесть с чашечкой кофе в руках
на  диван  рядом  со  мной.  Нежно  и  легко  не  то
погладив,  не  то  просто коснувшись моей шеи (это у
него  выходит  так  просто  и  естественно,  что  не
возникает    и    тени   неприличия   от   нарушений
условностей)  и  глядя  мне  просто  в  глаза своими
теплыми зеленоватыми глазами, он мог, чуть улыбаясь,
запросто  спросить:  "Как дела, киска?" И я трепетно
ждала  его  прикосновений,  я  была  готова  все что
угодно  ему  отдать, но... Но он говорил что-то еще,
допивал свой кофе и уходил.
   Кофейный  аромат  напоминал мне его, я даже стала
пить кофе, хотя раньше терпеть не могла эту гадость.
Он  уходил  и приходил опять, они о чем-то говорили,
смеялись,  шуршали  бумагой.  Иногда  я,  заходя  на
кухню,  видела, что он пьет горячий чай, и по влажно
блестящим пепельным волосам и румянцу, проступившему
на  скулах,  я  понимала  -  он  принимал  ванну.  Я
представляла  струи  воды  на  его гладкой бронзовой
коже, изгибы тела, мыльную пену, ползшую по животу и
оставлявшую  за  собой  чистую  кожу,  его одежду на
полу.
    Это  приводило  меня  в ужас, но в груди сладко,
изнемогающе  ныло.  Я очень боялась, что они заметят
мое  смущение. Тогда я, старательно глядя в сторону,
слишком  правильно  ступая, проходила мимо стола, за
которым  они  сидели,  стараясь  думать о чем-нибудь
постороннем.
     Часто   они  подолгу  и  молча  сидели  одни  в
комнате,  изредка приглушенными и странными голосами
что-то  говоря друг другу. Если я заходила в комнату
(как  я боялась что-то сделать не так и разочаровать
его!),  он,  глянув на меня, улыбался, и сердце чуть
не  выскакивало у меня из груди, оно билось у горла.
Но  счастливой  я  чувствовала себя только несколько
секунд  -  они  явно  ждали,  когда  я  уйду,  чтобы
продолжить беседу.
    Да, это, конечно, стыдно, но когда он уходил, я,
бывало,  прижимаясь  к  его  рубашке,  оставленной в
ванне,  думала  о  нем.  А  когда  он снова был тут,
пыталась  делать  вид,  что  он мне безразличен, что
просто мне с ним весело.
     И чего-то ждала, ждала...
     Сегодня  я  опять  смотрю  на  него  не в силах
вымолвить   те   жаркие   и  нежные  слова,  которые
распирают  мне  грудь  и увлажняют глаза. Я мечтаю о
его  любви,  я  готова оставить все и пойти за ним -
пусть  только позовет. А он...он опять присел ко мне
на  диван  с чашкой в руке, гладит меня по полосатой
спине  и чешет за ухом, когда я сворачиваюсь клубком
у   его   колена.   Я  чуть  шевелюсь,  мое  дыхание
становится  хриплым  и нежным; наконец я пригреюсь и
заурчу,  прикрыв  глаза.  От нежности мои лапы будут
чуть  подрагивать,  обнажая  острые коготки, которые
ему  так  нравятся.  Он  снова  говорит мне ласковые
слова,  и  я  не знаю точно - сплю я или нет? Но все
равно  я знаю другое: он ходит к моей так называемой
"хозяйке", к той, что живет со мной в этой квартире.
Он любит не меня....