#02

Полу-проза - Евгений Онегин. Пародия.

------------------------------------------
             Евгений Онегин
------------------------------------------
   Мой дядя самых честных правил, когда не
в шутку занемог, кобыле  так с утра запра-
вил, что дворник вытащить не мог.
   Его пример другим  наука: коль есть меж
ног такая  штука, не тычь ее кобыле в зад,
а то и сам не будешь  рад. Мой  дядя самых
честных правил, и  тут инфаркт его хватил.
Он завещание составил, всего лишь четверть
прокутил. И сей  пример другим  наука, что
жизнь не жизнь - сплошная  мука, всю жизнь
работаешь,  копишь,  и не доешь, и не дос-
пишь. Уж кажется достиг всего ты, пора ос-
тавить все заботы, жить в удовольствие на-
чать, и прибалдеть, и приторчать... Ан нет
готовит снова  рок последний  жесткий свой
урок. Итак,  пиздец  приходит дяде - навек
прощайте  водка, бляди. И в  мысли  мрачны
погружен лежит на смертном одре он.
   А в этот столь печальный час, в деревню
вихрем к дяде мчась, ртом жадным к горлыш-
ку  приник, наследник  всех  его сберкниг.
Племянник, звать  его Евгений. Он, не имея
сбережений, в какой-то  должности служил и
милостями дяди жил. Евгения почтенный папа
каким-то важным чином был. Хоть осторожно,
в меру хапал  и много тратить не любил, но
все-таки  как-то  раз увлекся, всплыло что
было и что нет, как говорится, папа спекся
и загудел на десять лет. А будучи  в годах
преклонных, не вынеся волнений оных в одну
неделю захирел, пошел посрать и околел.
   Мамаша долго не страдала, такой уж жен-
щины народ.
   - Я не стара  еще, - сказала, - я  жить
хочу, ебись все в рот.
   И с тем дала от  сына ходу. Уж он  один
живет два  года. Евгений  был  практичен с
детства, свое мизеное наследство не тратил
он по пустякам, пятак слагая  к пятакам он
был великий эконом, то есть умел  судить о
том, зачем все пьют и там и тут, хоть цены
все у нас растут... Любил он тулиться, и в
этом не знал  ни меры, ни  числа. Друзья к
нему взывали, где  там, а член имел  как у
осла. Бывало, на балу  танцуя, в  смущенье
должен был бежать: его трико  давленья хуя
не в силах было  удержать. И ладно, если б
все сходило  без шума, драки, без  беды. А
то ведь получал, мудило, за баб не раз уже
пизды. Но только все  без проку было, лишь
оклимается едва, и ну пихать своим вавилой
всех, будь то девка иль вдова.

   Мы все ебемся  понемногу, и где-нибудь,
и как-нибудь. Так  что поебой, слава Богу,
у нас запросто  блеснуть. Но  поберечь  не
вредно семя; член к нам одним  концом при-
рос. Тем  паче, что в  любое время  так на
него повышен спрос. Но ша, я  кажется зар-
вался, прощения у вас прошу. И к дяде, что
один остался  явиться с  вами поспешу. Ах,
опоздали мы немного, старик уже в бозе по-
чил.. Так мир ему, и слава Богу, что заве-
щанье настрочил.  Вот  и наследник  мчится
лихо, как за блондинкою грузин. Давайте же
мы выйдем тихо, пускай останется один.

  Ну а пока у нас есть время, поговорим на
злобу дня. Так что я там пиздел про семя ?
Забыл, но это  все хуйня. Не  в этом  злая
бед причина, от  баб страдаем мы, мужчины.
Что в  бабах прок ? Одна пизда, да и пизда
не  без  веда.  И так не только на Руси, в
любой  стране о том спроси. Где бабы, ска-
жут: быть  беде. Shershe  la femme - ищи в
пизде.  От  бабы ругань, пьянка, драка, но
лишь ее поставишь раком. Концом ее  перек-
рестишь, и все забудешь, все простишь...
  Да только член прижмешь к ноге, и то уже
tulmont ege. А ежели еще минет, а ежели...
Но нет, черед и этому придет. А нас теперь
Онегин ждет.

  Но тут насмешливый читатель возможно мне
вопрос задаст:
  - Ты с бабой сам лежал в  кровати ?! Иль
может быть ты педераст ?
   Его без гнева и без страха пошлю интел-
лигентно на хуй. Коли умен - меня  поймет,
а коли  нет - пускай  идет. Я сам люблю, к
чему скрывать, с хорошей бабою  в кровать.
Но баба бабой остается, пускай как Бог она
ебется.

   Деревня, где скучал Евгений, была прек-
расный уголок. Он в первый день без рассу-
ждений в кусты крестьяку поволок. И, преу-
спев там в деле скором, спокойно  вышел из
куста. Обвел свое именье  взором, посцал и
молвил: "Красота!"
   В соседстве с  ним во  эту пору  другой
помещик проживал. Но он такого бабам пору,
как наш Евгений - не  давал. Звался  сосед
Владимир Ленский, столичный был - не дере-
венский. Красавец, в  полном цвете лет, но
тоже свой  имел привет. Похуже баб, похуже
водки; не дай нам Бог такой находки. Какую
сей лихой орел в блатной Москве себе обрел
Он, избежав развратов века, затянут был  в
разврат иной: душа его была согрета нарко-
тиков струей шальной. Ширялся  Вова понем-
ногу, но парнем славным был, ей-богу. И на
природы тихий лон явился очень кстати он.
   Ведь наш Онегин в эту пору от ебли час-
той изнемог. Лежал один, задернув штору, и
уж смотреть на баб не мог. Привычки с дет-
ства не имея  без  дел подолгу  пребывать.
Нашел другую он затею, и  начал крепко вы-
пивать.  Что ж, выпить в меру - худа нету,
но наш герой был пьян до свету. Из  писто-
лета в  туз лупил и как верблюд  в пустыне
пил.

   О, вина! Вина! Вы давно ли служили идо-
лом и мне. Я пил подряд: нектар, говно ли,
и думал, истина - в вине. Ее  там не нашел
покуда, и сколько не пил - все во тще. Пу-
скай не прячется, паскуда, найду, коль ес-
ть она вообще!

   Онегин с  Ленским  стали други. В  часы
метельной зимней вьюги, подолгу у огня си-
дят,  ликеры пьют, за жизнь пиздят. Но тут
Онегин  замечает, что Ленский как-то отве-
чает на все вопросы невпопад, и  уж скорей
смотаться рад и пьет уже едва-едва. Послу-
шаем-ка их слова.

   - Куда, Владимир, ты уходишь ?
   - О да, Евгений, мне пора.
   - Постой, с кем  время  ты  проводишь ?
Скажи, уже ль нашлась дыра ?
   - Ты угадал, но только, только...
   - Ну шерамыга, ну  народ! Как звать чу-
виху эту ? Ольга ? Что, не  дает ?! Как не
дает ? Ты, знать, не верно, братец, проси-
шь! Постой, ведь ты ж меня не  бросишь? Не
ссы, добъемся своего. Скажи, там  есть еще
одна ?
   - Родная Ольгина сестра...
   - Вези меня!
   - Ты шутишь ?
   - Нет, ты будешь  тулить ту, я - эту...
Так что, мне можно собираться ?
   И вот друзья уж рядом мчатся. Но в этот
день мои друзья не получили ни хуя. За ис-
ключеньем угощенья. И рано испросив проще-
нья, летят домой дологой  краткой... Мы их
послушаем украдкой:

   - Ну что у Лариных ?
   - Хуйня! Напрасно поднял ты меня. Ебать
там никого не стану. Тебе ж советую Татья-
ну.
   - А что так?
   - Милый друг мой Вова! Баб понимаешь ты
хуево. Когда-то, в прежние  года и  я драл
всех, была  б пизда. С годами гаснет жар в
крови, теперь ебу лишь по любви.
   Владимир сухо отвечал, а  после по весь
путь молчал.  Домой  приехал, принял дозу,
ширнулся, сел и  загрустил... Одной  рукой
стихи строчил, другой - хуй яростно дрочил

   Меж тем, двух ебарей  явленье У Лариных
на баб произвело  такое впечатленье, что у
сестер пизду свело. И так, она звалась Та-
тьяна: грудь,  ноги, жопа - без  изъяна. И
этих  ног  счастливый  плен мужской еще не
ведал член. А думаете, не  хотела она поп-
робовать конца ? Хотела так, что аж потела
и изменялася  с лица. Но, все же, несмотря
на это,  благовоспитана  была.  Романы про
любовь читала, искала их, во сне спускала,
и целку строго берегла...
   Не спится Тане, враг не дремлет, любов-
ный жар ее объемлет.
   - Ах, няня, няня, не могу я, открой ок-
но, зажги свечу!
   - Ты что, дитя ?
   - Хочу я  хуя, Онегина скорей хочу! Та-
тьяна утром рано  встала, пизду  об  лавку
почесала, и  села у окошка сечь, как Бобик
Жучку  будет влечь. А Бобик  Жучку  шпарит
раком! Чего бояться им, собакам ? Лишь ве-
терок в листве  шуршит, а то  гляди - и он
спешит. И думает в волненье Таня: "Как это
Бобик не устанет работать  в этих скорост-
ях ?". Так нам приходится в гостях, или на
лесничной  площадке кого-то тулить без ог-
лядки. Вот  Бобик  кончил, с Жучки  слез и
вместе с ней  умчался в  лес. Татьяна  ж у
окна одна осталась, горьких дум полна.

   А что Онегин ?! С похмелюги рассолу вы-
пил целый жбан (нет спредства лучше, верно
други ?) и курит топтанный долбан.

   О долбаны, бычки, окурки! Порой вы сла-
ще сигарет! Мы же не ценим  вас, придурки,
и ценим вас когда вас нет. Во рту - говно,
курить охота, а денег - только  пятачок. И
вдруг в углу находит кто-то полураздавлен-
ный бычок! И  крики  радости по  праву  из
глоток страждущих слышны. Я честь пою, пою
вам славу, бычки, окурки, долбаны!..

   Еще кувшин рассолу просит, и вот письмо
служанка вносит. Он  распечатал, прочитал,
конец  в  штанах  мгновенно встал. Себя не
долго Женя  мучил  раздумьем  тягостным, и
вновь, так как покой ему наскучил, вином в
нем заиграла  кровь. В  мечтах  Татьяну он
представил, и так, и сяк ее поставил - ре-
шил: "Сегодня ввечеру сию Татьяну отдеру!"
День пролетел как миг единый, и вот Онегин
уж идет, как и условлено, в старинный парк
- Татьяна ждет!!! Минуты две  они молчали,
подумал Женя: "Ну, держись!" Он молвил ей:
"Вы мне писали ?" И гаркнул ей:" А ну, ло-
жись!!!" Орех, могучий и суровый, стыдливо
ветви отводил, когда Онегин  член багровый
из плена  брюк освободил. От ласк  Онегина
небрежных Татьяна как в бреду была. Шурша-
ньем платьв  белоснежных, и, после  стонов
неизбежных - свою невинность пролила.

   Ну а невинность - это, братцы, воистину
и смех, и грех. Хоть, если глубже разобра-
ться, надо разгрызть, чтоб съесть орех. Но
здесь меня вы  извините, изгрыз, поверьте,
сколько мог. Теперь увольте и простите - я
целок больше не ломок.

   Но  вот, пока мы здесь  пиздели, Онегин
Таню отдолбал. И нам придется вместе с ни-
ми скорее  поспешить на бал. О, бал  давно
уже в разгаре, в  гостинной  жмутся пара к
паре. И член мужчин  все  напряжен на  баб
всех, кроме личных жен. Ну и примерные су-
пруги, в отместку брачному кольцу, Кружась
с партнером в бальном круге, к  чужому тя-
нутся концу. В соседней комнате, смотрите:
над скатертью зеленый сика, а за портьерою
в углу ебут кого-то на полу. Лакеи быстрые
снуют, в бильярдной - так  уже  блюют, там
хлопают бутылок пробки... Татьяна же, пос-
ле поебки, наверх тихонько поднялась, зак-
рыла дверь и улеглась. В сортир  бежит Ев-
гений сходу, имел он за собою моду устало-
сть ебли душем  снять, что  нам не  вредно
перенять. Затем к столу Евгений мчится, и,
надобно ж беде случиться, Владимир с  Оль-
гой за столом, и член, естественно, колом.
Он к ним идет походкой чинной, целует руку
ей легко.
   - Здорово, Вова,  друг  старинный. Jeve
lam bree! Бокал клеко!
   Бутылочку клеко сначала, потом  зубров-
ку, хванчкару. И через час уже качало дру-
зей как  листья на  ветру. А, за  бутылкою
"Особой", Онегин, плюнув вверх икрой, наз-
вал Владимира  разъебой, а  Ольгу - старою
дырой. Владимир, поблевав немного, чего-то
стал орать в пылу. Но бровь  свою  насупив
строго, спросил Евгений:
   - По еблу ?
   Хозяину, что бегал рядом, сказал:
   - А ты пойди посцы!
   Попал случайно в Ольгу взглядом и снять
решил с нее  трусы.  Сбежались  гости; наш
кутила, чтобы толпа не  подходила, карман-
ный вынул пистолет, толпы простыл мгновен-
но след. А он красив, могуч и смел, ее меж
рюмок отимел. Потом зеркал побил немножко,
прожег сигарою диван, из дома вышел, крик-
нул: "Прошка!", и уж сквозь храп:
   - Домой, болван!

  Метельный вихрь во тьме кружится, в уса-
дьбе  светится  окно. Владимир  Ленский не
ложится, хоть спать  пора  уже давно. Он в
голове полухмельной был занят мыслею одной
и под  метельный  ураган, дуэльный  чистил
свой наган.
   - Онегин, сука, блядь, зараза, разъеба,
пидар и говно. Лишь солнце выйдет - драть-
ся сразу, дуэль до смерти. Решено!

   Залупой красной солнце встало, во рту с
похмелья стыд  и срам. Онегин встал, раск-
рыл ебало и выпил водки 200 грамм. Звонит.
Слуга к нему вбегает, рубашку, галстук пр-
едлагает, на шею вяжет черный бант.. Дверь
настежь - входит секундант. Не  стану при-
водить слова. Не дав ему  пизды едва, ска-
зал Онегин, что придет.
   - У мельницы пусть, сука, ждет!

  Поляна белым снегом крыта. Да, здесь все
будет шито-крыто.
  - Мой секундант, - сказал Евгений, - вот
он мой друг, мьсье Шартрез.
   И вот друзья без рассужданий становятся
между берез.
   - Мириться ? На хуй эти штуки!!! Наганы
взять прошу я в руки!
   Онегин молча скинул плед и также поднял
пистолет. Он на врага глядит сквозь мушку.
Владинир тоже поднял пушку и не куда-нибу-
дь, а в глаз  наводит дуло, пидарас. Евге-
ния меньжа хватила, мелькнула мысль: "Убь-
ет, мудила! Ну подожди, дружок, дай срок!"
И первым  свой нажал курок. Упал Владимир.
Взгляд уж мутный, как  будто полон сладких
геез. И после паузы минутной:
   - Пиздец! - сказал мьсье Шартрез.

   Что ж делать, знать  натуры  женской не
знал  один... Должно  быть - Ленский. Ведь
не  прошел еще  и год, а  Ольгу уж  другой
ебет. Оговорюсь, другой стал  мужем, но не
о том, друзья, мы  тужим. Твердила мать, и
без ответа не оставались те  слова. И вот,
запряжена карета, и впереди - Москва, Мос-
ква...