Acid Paper #04 29 декабря 2000

Программа от 09.09.2000
Обобществление телевидения: Кремль против общества.
Годовщина: Год крови и взрывов.
Дипломатия: Япония кидает Россию через плечо.

Программа не вышла в эфир ОРТ, в связи с тем, что Сергей
Доренко отстранен от эфира.

Ведущий в кадре: Здравствуйте. Вот мы и прожили год с того
времени, как были взорваны дома в Москве. Годовщина взрыва
на Каширке - чуть позже, но в памяти эта серия взрывов
не разделена. До Москвы был Буйнакск. После - был Волгодонск.
Но москвичи привыкли уже к тому, что где-то на юге
то вспыхивая, то затухая, идет война. И не очень об этом
думали. Взрывы в Москве принесли страх. Страх перед тем как
заснуть. Мысли о том, как это будет с тобой близкими, когда
твой дом взорвется. И ненависть. Ненависть не только
к террористам, но и ко всем чеченцам вообще. И власть тогда
получила от большинства из нас право пролить любую кровь,
сделать все, абсолютно все, вплоть до применения ядерного
оружия, если бы это помогло и лишь бы мы могли засыпать
спокойно. Именно эти взрывы сделали нас сторонниками
повсеместных обысков машин, сумок и карманов. Особенно когда
обыскивают кавказцев. Именно эти взрывы сделали нас
сторонниками самых быстрых и самых жестких мер по наведению
порядка в Чечне любой ценой. И эти взрывы все еще гремят
в душе каждого из нас.

Титр: Корреспондент ИЛЬЯ ФИЛИППОВ 
Корр. в кадре: Официальная панихида по погибшим от взрыва дома
на улице Гурьянова назначена на 11 утра. Однако большая часть
жильцов дома приехала сюда ночью. Ровно год спустя. С 8-го
на 9-е сентября. Люди решили помянуть своих родных и близких
именно так, чтобы на часах, как и в момент трагедии, была
полночь.

Титр: авторы репортажа Илья Филиппов, Михаил Сотников 
Корр. за кадром: Места, чтобы встать рядом с временным
мемориалом, явно не хватало. Цветы и свечи ставили по очереди.
Несмотря на позднее время, люди приходили даже с детьми. Кто
прибывал позже - тихо здороваясь со знакомыми, сразу шли
к деревянному кресту и гранитной плите, на которой написано,
что здесь будет стоять часовня. В эту ночь каждый здесь
вспоминает то, что испытал на этом месте год назад.

Женщина в кадре: Когда это все произошло, не приведи Господь,
у нас квартира рухнула просто. Остался там небольшой островок,
на котором мы всей семьей уцелели, а рядом все соседи, все
близкие, мы как родные, прожили в доме 25 лет, вот у Алеши,
мы всех знали - родителей и родственников... и все погибли.
Когда мы вот встали на землю, первые моменты, вы знаете, это
было страшно: и стоны, и крики, и спасите, помогите, тяжело
вспоминать... несли уже детей раненых...

Корр. за кадром: Ночью сюда пришли те, кто потерял своих
друзей. И конечно, те, кто потерял родителей или детей. Есть
и люди, которые говорят, что потеряли всех. Взрыв на улице
Гурьянова унес 109 жизней. Несколько тел не найдено. Говорят,
что при разборе завалов люди ходили с ведрами и собирали
останки. Теперь почти на месте трагедии возводятся дома.
Территория застройки указана мэрией. Так этот участок выглядит
днем. Свидетели взрыва утверждают, что раньше здесь обещали
сделать аллею памяти.

Александр в кадре: Я пришел - товарищ у меня погиб здесь. Самый
близкий мой друг, которого я с пионерлагеря знал всю жизнь.
Тело не нашли до сих пор, таких, по-моему 14 человек. Тех,
которых не нашли и которых родственники могил не имеют. Им
некуда прийти, кроме как к этому кресту. А к кресту они
приходят, видят эту стройку, которая беспрерывно работает.
И даже сейчас, когда эти люди собрались, они не прекращают
работать. (Считаете, надо работу остановить?) Я не считаю,
что надо остановить. Я более радикален, и я считаю, что ее не
надо было вообще начинать. Но мораль и нравственность, это,
наверное, не самое главное.

Корр. за кадром: Выжившим после теракта выдали жилье.
369 квартир. Тем, у кого была прописка. Пострадавшие уверены,
что помогать им - святой долг чиновников. Большинство
чиновников убеждено, что долг полностью погашен еще в первые
дни после трагедии. Поэтому эти дома, на этом месте - следующий
этап жизни столицы. Который не касается пострадавших. Квартиры
в домах уже продаются. Поселиться можно кому угодно. Если
кто-то захочет.

Корр. за кадром: Выживших после взрыва на Каширском шоссе,
не считая тех, кого тогда не было дома - всего двое. Юрий один
из них. После трагедии он 9 месяцев не вставал с больничной
кровати. Но после выписки, 13-го числа каждого месяца он
приходит сюда. Разговаривает с покойной женой и вспоминает
то страшное утро.

Юрий Сафонцев в кадре: У меня жена с испугом спрашивает, что
это такое? Да не знаю! Хотел отмахнуться... и тут ка-ак
понеслись вниз! Когда падение произошло, я не мог понять,
что такое, может, думаю, я сплю. Бывает такое во сне - летишь
там... А потом смотрю, вокруг меня камни, дышать нечем
(начало хроники)

Сафонцев в кадре: Через некоторое время я услышал недалеко от
себя голоса. Я начал кричать, сразу начали меня откапывать.
Когда я начал шевелиться, я думал, что сейчас меня вытащат.
За руки давайте, тяните меня! Я думал, встану и пойду еще
чего-то делать. Когда только потянули меня - вот тогда я боль
почувствовал что-то серьезное (крик Сафонцева на хронике,
спасатели: воды ему! Срочно воды! Поят из пожарного шланга)
Они начали плиту подымать. Я готов был и погибнуть тогда. Для
меня это не проблема. Я и жить-то не хотел, честно говоря,
после этого.

Корр. за кадром: Юрий говорит, что в него вдохнула жизнь
собственная дочь, которая ухаживала за ним. На лечение ушли
все деньги выделенные властями в качестве компенсации. После
взрывов компенсация была до 75 тысяч рублей. В зависимости
от ущерба. В новой квартире Юрий не живет - нет мебели, а денег
второй раз не дают.

Сафонцев в кадре: Я же не просто так обратился: дайте денег
с потолка. Фонд-то существует! При префектуре данного округа,
где был взрыв. И деньги там есть. И дочь моя - член совета
по распределению денег. Я же не просто так обратился. Из этого
фонда - и то, денег не дают. Почему?

Корр. за кадром: Пострадавшим от взрыва на "Каширке" также
выдали ключи от новых квартир. 39 комплектов. Только тем, кто
был прописан во взорванном доме. Стекла и рамы соседних домов
ремонтировали мастера не местного РЭУ, они были присланы
в помощь руководителями района Печатники. То есть помогли
соседи по несчастью - стекольщики и плотники были с улицы
Гурьянова. Сейчас жильцы жалуются, что дома вокруг места
взрыва необходимо ремонтировать капитально.

Жильцы в кадре: Мы пришли - нам сказали, что вам ремонт
делаться не будет, будет делаться только внешний вид. Так
и ответили. Обращаемся - в лучшем случае нам что-нибудь
обещают. А иначе просто скажут - мы вам не обязаны, вы хотите
на халяву, за счет государства все сделать. Мы вам сделаем,
другие тоже захотят.

Корр. за кадром: Вот вид из окна на место трагедии из дома
напротив. Блок стены с окном - явно отламывается от дома.
Вот бумажный маяк, поставлен для контроля трещин. Маяк порван.
А это стена дома снаружи. Трещина просто замазана раствором.
Это Каширка. Здесь нужен капремонт. А на улице Гурьянова
за властями осталось возвести часовню и аллею памяти.

Илья ФИЛИППОВ, Михаил СОТНИКОВ - ОРТ

Ведущий в кадре: В это же время в Дагестане закончилась вторая
операция по вытеснению боевиков. Первая операция была под
Ботлихом - на юге республики. Вторая - вблизи Хасавьюрта.
На высоте над Гамияхом.

Ведущий в кадре: Это место вошло в современную историю России
как "высота над Гамияхом". Гамиях - это село здесь - внизу.
На этой высоте были бовики. Две роты десантников ворвались сюда
с марша и выбили боевиков. После этого здесь был штаб
Казанцева, освобождалось Новолакское, последнее село,
захваченное боевиками.

Ведущий за кадром: теперь тут все перепахано. Только ничего
не посеяно. Взошла на поле боя почему-то в основном конопля
и кое-где репейники. И гильзы валяются. Доверчивая собака
оставила тут своих щенков. Ровно на том месте, где год назад
стоял десантный БМД, уходивший в бой за телевышку на соседней
высоте. У телевышки погибали бойцы внутренних войск.
И измотанные ночным боем десантники были брошены выручать
вэвэшников. А все это вместе называлось боем за Новолакское.

Ведущий в кадре(архив от 1999) - из окопа о бое за Новолакское:

Ведущий в кадре: Когда мы приехали сюда через год, сейчас,
через год после боев, я обратил внимание на сильный ветер,
который мешает работать. Ровно год назад был такой же ветер.
Его никто не слышал, он никому не мешал. Работа артиллерии,
взрывы, канонада, ракеты, рокот вертолетов - все это заглушало
ветер.

Ведущий за кадром: Было много рутинного, неброского усталого
геройства. Мальчишек посылали в их первый в жизни бой. Они
впервые видели как умирают друзья. Они впервые глядели
на культи вместо рук и ног своих приятелей, они не могли это
понять. Вначале они не поняли, чего пугаться, а потом не было
времени испугаться, а потом уже они были в состоянии шока и
не очень соображали. Испуг к ним так и не пришел. Мозг
сопротивлялся и не впускал понимание того, что непрерывная
смерть теперь для них - это образ жизни. Но постепенно это
приходилось признавать.

Солдат в кадре (архив 1999 год): нечто не очень внятное.

Ведущий за кадром: Недели за три до этого нападение
на Дагестан было признано как бы превзойденным, пережитым,
нападение на Дагестан было признано нашим славным прошлым.
И оно вдруг снова оказалось настоящим.

Путин в кадре: Они там бегают как зайцы, не оказывают никакого
сопротивления.

Ведущий за кадром: Новый заячий набег стоил нам много крови.
И вероломное настоящее не позволило нам насладиться славным
прошлым.

Солдат в кадре о потерях (архив 1999): О том, что почти вся
рота полегла.

Ведущий в кадре: Наверное, это последний не перепаханный еще
окоп ... до слов - и они открыто, откровенно и спокойно
говорят, что то, что мы не смогли сделать руками, мы сделаем
головой.

Ведущий за кадром: Они спокойно занимаются агитацией. Не очень
себя афишируя. И вербовкой рекрутов для отрядов в Чечне. Они
спокойно перемещаются в Чченю и из Чечни. В Хасавьюрт
ежедневно приезжает до 15 тысяч чеченцев. На рынки. Торговать
и покупать. В толпе нетрудно затеряться. Кроме того, говорит
мэр Хасавьюрта, много еще остается в Дагестане людей, напрямую
связанных с боевиками.

Глава администрации г. Хасавьюрта (в кадре): можно провести
какую-то работу в республике по очистке тех руководителей,
которые занимают должности, ихние дети, братья, которые имеют
прямую связь с бандитами. Вот эту надо в первую очередь работу
провести в республике.

Вопрос: Насколько широко, вы считаете, на местах остались
в сельских администрациях руководители, которые связаны
с боевиками?

Ответ: Вот год назад мы знали несколько ваххабитов против
существующей власти. Вот они все остались на сегодняшний
день. Все остались, и все на своих местах. Но работаю уже
подпольно. Вот, сколько точно, никто не может сказать.

Вопрос: Но главы администраций?

Ответ: Ну, есть руководители, конечно. Это во всех районах,
кроме как в городе Хасавьюрте. У нас в городе Хасавьюрте
порядок насчет этого наведен. А вот в других районах и селах
главы администраций есть, которые прямые связи имеют
с бандитами, и дети их находятся там и в боевых действиях.
Даже были случаи. Находились в боевых случаях. Но они все-таки
как-то освобождались, я не знаю, от наказаний. Были задержаны,
но освобождены на сегодняшний день.

Ведущий за кадром: Людям, принимавшим участие в сопротивлении
нападению басаевцев неприятно, что начатое дело никто не
доводит до конца. И еще: тут об этом не говорят, но положение
тех, кто против боевиков еще и небезопасно. Им грозят местью
и расправой. И они не сомневаются, что враги их не пожалеют.

Ведущий в кадре: В Дагестане я встретился с совершенно обычным
жителем тех мест, который очень живо вспоминает бой за Гамиях.
Окопы боевиков были на его земле. Потом российские военные,
захотев покушать, застрелили и съели восемь его коров.
А теперь он возлежит под деревом в философских раздумьях
и рассуждает, что война кончилась навсегда. Но чуть позже
подытоживает, что война кончилась, потому что патроны
кончились.

- Как здесь шли бои? Вы видели это?
- Это, когда здесь они боевики отсюда пришел, а потом наши
  военные... отсюда уже они так они наступил, они убежал
  наши военн...
- Вы были, смотрели из села. Вы были в селе в этот момент?
- Я в село... когда они отсюда, сюда пришел... боевики.
  Это наша селение. Это ружьем... они получили.
- Два ослика, это единственный ваш скот. Больше ничего нет?
- Здесь?
- Да.
- Здесь это когда... восемь штук...
- Восемь коров.
- Нет. Целый скот - восемь штук уже они здесь убил они.
- Это бомбы были?
- ...бомбы... Наши военные по ним убил.
- Военные убили.
- ...убежал отсюда...
- Вы не боитесь, что здесь мины могут быть.
- Как мины.
- Могут быть мины.
- Это что мина никто не видел...
- Ваш внук.
- Мой сын, мой внук.
- А.
- Моего сына сын.
- Внук.
- Внук.
- Вы рассказываете ему что-нибудь? Он помнит прошлый год?
- Откуда он узнает.
- Вы расскажете.
- Конечно...
- Что будете делать - снова коров заводить?
- Коров... Чего тут делать... не...
- Но будете снова заводить или нет? Снова скот заводить, опять?
- Конечно... Надо еще, собирать надо же.
- Не думаете, что они опять придут?
- Кто?
- Боевики.
- Боевики, откуда придут?
- Из Чечни.
- Уже боевики, откуда... будет. Они убежал, убил. Все делал.
  Боевики здесь больше не вижу. Что ты.
- Точно не придут?
- Конечно, не придут, куда придут. Уже они убежал. Нету его
  здесь. Куда бежал, не знаем... Война кончилась, патроны
  кончились. Боевики уже нету.

Ведущий в кадре: Дедушка говорит, что, может быть Владимир
Путин вернет ему восемь коров. Или компенсирует потерю скота.
Говоря об этом он заразительно смеется. Он дает нам понять,
что само такое предположение - несомненная шутка. Многие
земляки моего собеседника совсем не шутят, когда огорчаются,
что о них забыли.

Рассказывают Антон Степаненко и Владимир Козин.
Титр: корреспондент Антон Степаненко

Корр. в кадре: Примерно так, выглядело большинство домов
в райцентре Новолакское ровно год назад. Боевики вошли в село
и удерживали его неделю. Тогда местные жители говорили
примерно следующее, пусть федералы разрушат наши дома,
но уничтожат боевиков. Теперь спустя год, далеко не все готовы
повторить эти слова.

Титр: авторы репортажа Антон Степаненко, Владимир Козин
Корр. за кадром: Села Новолакское и Гамиях часто упоминались
в военных сводках прошлой осени. Авиация и артиллерия долго
обрабатывали их, прежде чем сюда вошли солдаты и ополченцы.
Полностью целого дома не осталось ни в одном селе. После
событий прошлой осени села фактически строятся заново.

В кадре мужик: Это дырка от управляемого фугаса. Залетел и
не взорвался. Потом его разобрали и сдали. В доме такие же
дырки. Мы сейчас замазали 2 комнаты. Вот такие дырки были.

Корр. за кадром: Такие дырки можно увидеть практически
в каждом дворе. Правда, если постройки остались. Далеко не все
жители, пока отваживаются капитально восстанавливать то, что
у них было до войны. Многие просто не верят, что мирная жизнь
надолго.

Титр: командир отряда ополченцев села Гамиях Аждар Рамазанов

В кадре: Спокойней не стало так, как спокойней, когда
у человека внутри спокойно, а у людей страх еще сохранился и,
поэтому не стал бы утверждать, что здесь спокойно.

Корр. за кадром: О войне в селе Гамиях напоминают не только
разрушенные дома. В этом дворе, прямо перед домом лежит часть
неразорвавшейся авиационной бомбы. Саперы заверили хозяина,
что она не взорвется. Пирмагомед до сих пор разбирает то,
что осталось от дома. Среди целых камней часто попадаются
осколки. Их он складывает отдельно.

Титр: Пирмагомед Заирханов

В кадре: Дети в школу пойдут, где-то жить надо. Я кухню
восстановил. Посуда есть? Посуды нет. Что поломанное было,
отмыли, собрали и тем пользуемся. Мебель поломанная, гвоздями
забил.

Корр. за кадром: Кухня только название. Фактически это жилой
дом для всей семьи.

Титр: Пирмагомед Заирханов

В кадре: Комнату я перегородил. Спальня и детская, чтобы
учились. Эта спальня, тоже поломанная я гвоздями присобачил.
И шифоньер тоже забил.

Корр. за кадром: Новую обстановку в селе никто не покупает.
Пользуются тем, что не успели сжечь боевики или, что удалось
увезти с собой. Все деньги, которые платят пострадавшим как
компенсацию за дом и имущество идут на строительство.

Титр: командир отряда ополченцев села Гамиях Аждар Рамазанов

В кадре: Тогда мы видели одного врага, а сейчас не можем
определить, кто враг, кто друг. Особенно, жизнь доказывает,
что рубль это тяжелая вещь, и не каждый выдерживает натиск
рубля. Я имею в виду восстановление ущерба.

Корр. за кадром: По закону, за разрушенный дом эти люди должны
получить по 39 тыс. рублей на человека и по 50 за имущество.
Если дом подлежит капремонту, то 14 и 20 тыс. соответственно.
Правда, эти суммы рассчитывали по ценам прошлой осени.

В кадре мужик: Каждый день рынок поднимается вверх и вверх,
и ничего не могут люди купить на те деньги.

В кадре женщина: Многие воспользовались тем, что люди не
разбираются, что и как получить. В фамилии букву меняли,
чтобы человек бегал и, чтобы с него содрать и многие люди
не то, что не доверяют, они разочаровались во всем.

Корр. за кадром: Прокуратура Дагестана расследует 17 уголовных
дел, по хищениям компенсационных денег и вымогательствам. Схема
простая. Человеку причитается 50 тыс. за имущество. Ему
предлагают поделиться например 10 тысячами. И получить
остальное. В противном случае сумма может быть снижена или
фамилия этого человека просто потеряется в списках. В отличие
от настроений прошлой осени, сейчас Чечню здесь никто не
рассматривает в качестве врага. Говорят, что там,
в большинстве такие же работяги, как и в Дагестане. Просто им
не дают мирно жить. Мирно жить, это, например, выгодно
торговать самодельным бензином в приграничных районах
Дагестана. Других устойчивых экономических связей между
соседями не было. После осеннего нападения бензин пропал,
а весной в Новолаке появились строители из Чечни.
Низам - один из них.

Титр: Низам Абдуркаев

В кадре: Из Чечни в Гамияхе самое меньше, 50-60 бригад.
Человек? Бригад, а в Новолакском районе даже и не посчитать.
Почему? Где-то надо копейку зарабатывать.

Корр. за кадром: Местные милиционеры не так благодушны, как
их гражданские односельчане. Они правда отмечают, что местные
чеченцы после начала второй войны заметно ведут себя тише,
но причин успокаиваться не видят. Это окраина села Тухчар.
Чечню и Дагестан здесь разделяет река. Группа омоновцев
заступает на трехмесячное дежурство. Застава появилась после
нападения боевиков на села Новолакского района. С тех пор
задача проста держать дорогу в Чечню и отбить село, если будет
новое нападение. Милиционеры хорошо знают своих соседей и
осторожно говорят о перспективах окончания боевых действий
в Чечне и угрозе для Дагестана.

Титр: командир поста "Тухчар" Арсен Джабраилов

В кадре: Я бы сказал, но в камеру не скажешь. Они такой народ.
Нет. У них надолго наверно. Пока последнего боевика не схватят
и не посадят.

Корр. за кадром: Местные жители от рождения гордые люди.
О некоторых вещах перед камерой им говорить неловко. Просто,
в беседе многие рассказывают, что их не оставляет чувство,
будто их самих и их села использовали. Сначала боевики, потом
войска, затем власти. Каждый получил, что хотел. Боевики
показали себя. Войска победоносно их разгромили. Власти
продемонстрировали свою дееспособность, а они - жители
Новолака оказались крайними, от которых первое время пытались
откупиться, а потом постарались забыть.

Антон Степаненко, Владимир Козин, Максик Казачук
и Олег Матыцин ОРТ Дагестан.

Ведущий в кадре: В Дагестане я встречал и российских военных,
которые считают себя обманутыми. Им не платят так называемые
"боевые". Это деньги, которые они должны получать за участие
в боевых действиях. Люди говорили мне, что некоторые не
получили "боевые" с апреля, а некоторые из них не видели
"боевых" с мая. В то время, когда я беседовал с людьми
в Дагестане, продолжалось пикетирование штаба
Северо-Кавказского военного округа военнослужащими 42-ой
дивизии. Вот что говорят сами российские военные.

Титр: водитель контрактник 70-го полка Павел Кулешов

- Если можно, передайте Сергею Доренко - пусть он сам приедет
и увидит, куда нас втаптывают. Это развал армии идет.
Контрактники - это - к чему стремиться? Страна, где заявляется
со всех, все выше руководители с трибун заявляют, что сейчас
надо вводить контрактную армию на контрактной основе. Нас
выживают из армии и в Чечню, во всяком случае, гонят молодых
ребят. Посмотрите на меня - вот эти ботинки прошли Чечню,
прошли Чечню, и мне сейчас не на что купить новые.

Титр: пулеметчик контрактник 70-го полка Варис Шагодетдинов
- Да, я тоже объявил голодовку в связи с тем, что штаб СКВО
  не предпринимает никакие меры по нашему вопросу.

Титр: танкист контрактник 70-го полка Захар Глазырин
- Объявил голодовку, ну, добавить мне в принципе нечего.
  Ребята всё сказали. А домой мне стыдно без денег ехать.
  Вот и всё.

Титр: танкист контрактник 70-го полка Владимир Горских
- За весь срок службы, начиная с 6-го апреля полных, полного
  должностного оклада ни за один месяц не получили. Получили
  мы первые деньги только 13-го июля по 600 рублей. В канун
  приезда московской комиссии с Совета Безопасности, это
  президентский орган. Ну, куда уж, конечно, выше, конечно,
  в таком органе можно подбросить деньжат.
- Проверка кончилась, проверка прошла успешно. Стали
  спрашивать: что же с деньгами в наши семьи? Не на что
  содержать семьи. Приходят письма. Как мы знаем, у многих
  военнослужащих, да и не многие - а большинство семей
  военнослужащих живут на квартире. Письма получают, пишут
  жены, у которых дети на руках, что 2-3 месяца они уже за
  квартиру просрочены, негде жить, выселяют, что им делать?
  Вот такой вот у нас получается результат.

Ведущий в кадре: Вот так мы не договаривались. Мужчины
и женщины, которые смотрят сейчас нашу программу не могут не
понять простую истину. Мужчины не могут идти на смерть с мыслью
в голове, что их семьи обречены на голод, если только президент
не подарит им по 30 тысяч долларов как в случае с Курском.
Мужчины, вступающие в бой не могут надеяться на подарки
со стороны президента. Подарки унижают их. Они просто должны
делать свою мужскую работу так, чтобы не жертвовать чувством
собственного достоинства. Договоренности должны твердо
соблюдаться. Если власть посылает людей умирать обманом, если
власть обманывает своих солдат, то нам трудно поверить
в искренность такой власти.