Scream #04 30 сентября 2004

Одиночества - Kq: "Есть несколько степеней одиночества в больших городах. Первая проявляется на забитых до предела улицах, на которых не то что ступить шагу без предварительной подготовки нельзя - там даже чтобы воздуха глотнуть надо на носочки предварительно подняться"...

Одиночества
kq


   Дело  в  том, что в тот вечер я шел по улице, оставив у метро
девушку.  У  нее  через  три  минуты  было  свидание, и, открыто
улыбнувшись  на  прощанье,  я  побрел  в подземный переход, чтоб
выйти  на  другую  сторону  улицы. Начинало темнеть, и Петербург
был  в  этом  своем  состоянии  какой-то особенный. Наверное, он
вообще  в  любом  состоянии  особенный, а вот в этом - он вообще
был   другой.   Я  свернул  за  угол,  и  пошел  вдоль  длинной,
бесконечной  улицы. На дорогах были машины, на тротуарах люди, а
по  сторонам  -  питерские  дома. Они каждый сам по себе особые;
насколько  я  знаю,  их  немцы делали, может от этого. Наступало
такое  время  суток,  когда  с  каждой  минутой заметно темнеет.
Бывает,  выйдешь  из  дому  на  полчаса, а когда вернешься - уже
темнота  непроглядная  на  улице  стоит,  такая, что и в подъезд
боязно заходить, и на улице оставаться не хочется.

   А  я  шел  в незнакомом городе, не зная куда и не зная зачем.
Постоянно  заглядывал в подворотни, пытался увидеть изнанку этой
жизни.  Одновременно  я  заходил  и  в  какие-то  кафе, тоже под
ногами расположенные. Смотрел все больше на людей.

   Думал  ли я в тот момент об этих людях? А наверное, что и да,
и   нет   одновременно.   Точнее,   я   не  совсем  был  на  них
сосредоточен,  не  полностью они занимали мои мысли. Я бы сейчас
сказал,  что  более  всего думал о той девушке, что оставил там,
но  боюсь,  что  это  не совсем выйдет правдой. Кажется, я вечно
так  -  сначала  событие случится в реальности, таким, какое оно
только  может  быть, а я затем его пытаюсь припомнить в деталях,
и  неизменно  какие-нибудь  более  поздние свои размышления туда
вплетать  начну,  выискивать  те связи и помыслы, о которых в ту
минуту навряд ли смел и думать.

   Улица  представлялась мне бесконечной. Я думал, что если идти
по  ней  всю жизнь, то в конце обязательно придешь к тому самому
месту,  с  которого  начинал. Становилось все темнее, и вместе с
тем редели люди на тротуарах.

   Есть   несколько  степеней  одиночества  в  больших  городах.
Первая  проявляется  на забитых до предела улицах, на которых не
то  что ступить шагу без предварительной подготовки нельзя - там
даже  чтобы  воздуха  глотнуть  надо  на  носочки предварительно
подняться,  и уже там, в верхних слоях, выискивать себе кислород
чистый.  На таких улицах ты идешь один, никому не приметный, без
единой  доли  внимания.  Создается  полное  впечатление, что все
окружающие  тебя просто не замечают, кажется, что ты забыл перед
выходом  снять  шапку-невидимку.  В  такие  моменты приятно идти
одному,  задумываться над чем-нибудь подолгу, кроме того, обилие
людей  вместе с тем расслабляет - появляется уверенность в своей
совершенной   безопасности.   Ну,   в   самом  деле,  сможет  ли
кто-нибудь  причинить  тебе вред, когда вокруг тыщь сто человек,
и  каждый из них здесь вот прямо, и днем, на солнце. Тогда можно
полностью    погрузиться   в   свои   размышления.   Одиночество
становится  каким-то  спокойным,  умиротворенным. Все идут, и ты
идешь.  То  есть,  получается,  что ты идешь - а вокруг остается
прежняя  картинка,  ну, люди ведь тоже идут. Выходит, что у тебя
ощущение  такое, будто бы ты на месте стоишь, и ничего вокруг не
меняется.  От  этого  спокойней,  теплее  как-то.  Так  что  это
одиночество - оно какое-то умиротворенное.

   Хотя,  конечно,  часто  случается и так, что всякий встречный
человек  является для тебя кошмарным. Он бежит быстро, и глаза у
него  такие  -  кричат  на тебя, стараются тебя в живот ударить.
Они  еще  бешенные  какие-то  бывают. Идет такой человек, вокруг
себя   смотрит,  ногами  быстро  передвигает,  глазенки  у  него
туда-сюда  прыгают,  колкие  взгляды  на людей бросает, кажется,
попадет  в  тебя,  и  все  тогда,  все тогда твое сознание собой
заполнит,   и  родит  в  тебе  страшное  что-то,  непонятное,  в
темноте.  И  идешь  -  а каждый человек таким видится. Ну и ритм
тоже.  Это  особенно  когда против течения попадаешь. Тогда лица
вообще  мелькают,  и  смотришь  на себя немного сверху: выходит,
что  толпа  являет  собой волну сильную, почти стихию, цунами, а
ты  - точкой черной бредешь, двигаешься внутри толпы, против нее
идешь.  А  идти  тебе  легко, потому что толпа, хоть ее и много,
она  песчинку  черную  никак  не  замечает, та для ней словно бы
отсутствует,  и потому ты можешь не вязнуть в волне, а скользить
сквозь нее, едва касаясь воды.

   Но  дальше. Второе одиночество - это когда улица совсем стала
уже  пустой.  Обязательно  в  такое  время будет ночь, или вечер
поздний,  фонари  будут  сквозь деревья проглядывать, и собою на
асфальте  рождать  тени  движущиеся.  Ветер  зачем-то дует, да и
холодный  такой!  Идешь,  бывало,  в такой момент, и обязательно
вдруг  опомнишься  ты  в  таком  именно месте, где тебя обступят
высоченные,  угрожающие  дома.  В них этажей двадцать, они почти
все  небо  закрывают  собой.  И  главное, что в них окон - тьма!
Одно за другим, тянутся полосками, свет кое-где горит.

   Но  однако  же  ты  уверен  почему-то, что в этом доме вообще
никого  быть  не  может,  что  дом  этот населяет только воздух,
пустота,  вакуум!  Он  становится  ветром,  и  тогда  включает и
выключает  свет,  сам  юркает  под  одеяло,  а  ночью  в  каждой
квартире  один  такой  подходит к окну, и смотрит вниз, туда, на
улицу,  где три фонаря, и тени от деревьев на асфальте, а ты там
идешь,  поднимаешь  вдруг  голову,  и  видишь,  как  на  тебя из
каждого  окна  пустые  такие глаза смотрят, и всю дорогу, что ты
идешь,  они за тобой следят, эти пять тысяч глаз. Вдруг пролетит
пакет  целофановый, и тогда все глаза станут на него смотреть, и
ты  быстрее убежишь от этого дома, пока голова цела. (Потому что
казалось  ведь,  что все эти глаза хотят тебе в мозг запрыгнуть,
и  там  поселиться.)  И  вот так вот ты идешь от станции метро к
себе  в  квартиру,  в которой всего-то один раз был, и не знаешь
еще  точно,  как туда дойти. А улицы пустые совсем, только ветер
там  хозяйничает,  на  пару  с  темнотой.  О  чем  тогда  думать
возможно?  Да  только  о  том,  как  бы  поскорей  тебе  до дома
добраться,    как   бы   по-незаметней   в   подворотне   черной
прошмыгнуть.  Ну  и  конечно,  если вдруг какого-нибудь человека
встретишь  -  то  он  для тебя молнией становится, ты от него не
знаешь,  чего  ждать. Идешь только, и думаешь: вот бы мне теперь
никого  не  встретилось за тем углом!.. Но ведь будет, будет там
кто-то, непременно там кто-нибудь окажется! И что тогда?!

   А  дальше  -  самое  другое, самое необычное одиночество. Оно
случается  именно в такой вот вечер, как сегодня, когда я иду по
бесконечной  улице  в  Петербурге, и когда вечер, и причем такой
именно, что каждую минуту ты примечаешь, как становится темнее.

   Начинаешь  ты  из  центра  почти,  с какой-нибудь такой улицы
оживленной,   скажем,   где  станция  метро,  и  откуда  густыми
потоками  люди  выливаются.  Свернешь где-нибудь там, и идешь по
улице.  Идешь  -  а  конца  не  видно ей, и люди впереди тебя, и
сзади  тоже, и по сторонам. Но их, конечно, не так много, как на
самой  центральной  улице  днем.  То  есть,  их много, но только
сначала,  и  только  пока ты на них внимание обращаешь. Потом ты
идешь,  над  тобой  небо,  по сторонам дома старые, они серые, и
какие-то   странные  все,  непонятно,  кто  в  них  жить  может?
Кажется,  что  там  до  сих пор живут люди из каких-нибудь очень
старых    годов,   это   такие   квартиры,   в   которых   время
останавливается.  И  живет  там  какая-нибудь семья, которая еще
революцию  помнит,  и  все-то они там уж древние, лет по сто, по
сто  пятьдесят.  Главное,  что  и дети у них такие же почему-то,
очень  старые.  У  них  морщины - везде! Ну, как, везде? То есть
вообще  везде! На губах даже, на носу, на лбу - вообще веером! И
сначала  кажется,  что  морщин нет только на глазах, но потом ты
присматриваешься,  и понимаешь, что в этих глазах вообще СТОЛЬКО
морщин,  сколько  ты никогда в своей жизни не видел! В глаза эти
дольше  секунды  смотреть  нельзя,  вынуждают они взгляд отвести
поспешно.    Хотя    и    как-то    притягивают    одновременно,
гипнотизируют.

   А  ты  идешь,  и по сторонам дома с такими вот людьми. Голову
так  поднимаешь,  в  первое попавшееся окно заглядываешь - а там
семья  стоит,  вся, в одном этом окне, человек пять, все разные,
но  одинаковые  в морщинах, и с такими вот глазами. Потом другое
окно  выползает - а там то же самое, люди стоят, человек десять,
все  столпились перед окном, морщины даже на пятках у них. Потом
еще  одно окно, и еще одно, а потом как посмотришь вдаль - а там
вообще  этих  домов  бесконечность, и окон - тоже бесконечность!
Бесконечность!!

   Тогда  уставишься  себе  под  ноги,  и идешь. Глаза в асфальт
спрятал.  Шаги  только  -  один за другим, один за другим. Потом
вдруг  поднимаешь  глаза  -  а  людей-то вокруг, на улице, почти
совсем  не  осталось! Их ведь было-то человек пятьсот, наверное,
а  теперь  меньше  половины! То есть, вот ты пока шел, ты в дома
глядел,  в  окна,  потом  в  асфальт - а в это время люди-то все
испарялись!  Кажется,  что  они  все были из себя черные, потому
что  чем  больше  их  испаряется,  тем  больше в воздухе темноты
становится,  тем  больше  ночью  пахнуть  начинает.  И  ты так -
поднял  голову  вверх,  увидел  небо,  потом опустил, и видишь -
людей  в  два  раза  меньше  стало.  Вот он, только что, рядом с
тобой  шел, и вон там еще, женщина с зонтом-тростью, и на другой
стороне  улицы  две  девушки в синих джинсах, ведь они все были!
Были  -  и  вдруг  их не стало. А если их не стало, то почему бы
вдруг  и  тебе  не  исчезнуть?  Откуда  вообще  можно быть тогда
уверенным,  что  ты  сам,  вот кто-нибудь голову поднимет, потом
опустит,  и  хоп!  -  тебя  уже нет! Испарился, так же как и все
они,  чернотой  своею  воздух заполнил, мазком в картине ночного
неба стал!

   Тогда   ты   поскорей   забегаешь   в  какое-нибудь  кафе,  и
разглядываешь  прилавки.  Но ты о чем ведь думаешь? Думаешь ты о
девушке,  которую  там  оставил,  у  метро,  которая на свидание
идет,  и у которой глаза ну такие прозрачные, что сквозь них всю
ты   прелесть   души  ее  видишь,  такими  она  яркими  красками
написана,  и  так  тебя  они притягивают, что готов бы ты на них
год смотреть, не прекращая!
   А  потом  ты  сидишь  дома,  за  окном ночь, слушаешь AUBE, и
думаешь,  а что она сейчас там делает? И понимаешь, что в каждой
твоей  мысли  содержался и небольшой кусочек мысли про нее тоже,
то  есть,  вот  когда  ты  про  дома  думал  и  писал  -  то  ты
одновременно,  не переставая, о ней думал, в глаза ее смотрел не
отрываясь.