Maximum #30 17 февраля 1997

Самиздат

Печатается с продолж. - Папуас из Гондураса (продолжение).

╔════════════════──────────────────────────────════════════════╗
│		   ПЕЧАТАЕТСЯ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ. 		       │
╚════════════════──────────────────────────────════════════════╝

 (R) Федин Павел


			  В. Шинкарев

		      Папуас из Гондураса.
			 (Продолжение.)



			 ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

		       "Вера  в  Индии языческая. Индусы верят в
		      солнце, месяц, звезды, в коров, в болванов
		      и во всякую гадину."

			   ( Российского унтер-офицера Ефремова,
			   ныне коллежского ассесора, странство-
			   вания и приключения.)


		       "До них наконец дошло, что путешествие их
		      опаснее,  чем  они воображали, и даже если
		      они преодолеют все трудности, в конце пути
		      их ждет дракон."
						      Д.Р.Толкин

		      "- Что это, Бэрримор?
		       - Это дабб, с-с-сэр..."
						 Б.Б.Гребенщиков



			 ГЛАВА ПЕРВАЯ.

			 Это дабб, с-с-сэр...

		      "Ровным ветром дышит океан.
		       А за ним диковинные страны.
		       И никто не видел этих стран..."
						     А.Макаревич

		       "Я,  как вы успели заметить, люблю, чтобы
		      страницы  моих  книг были до отказа запол-
		      нены  событиями, и за ваши деньги выдаю их
		      вам не скупясь."
						      У.Теккерей



   Тут   ударил  страшный  мороз.   Газеты  с  вполне  идиотским
энтузиазмом  информировали  что  "Январь  разгулялся!" " Вот так
морозец!" - радостно сообщал синоптик, - давно Европейская часть
СССР не видала такого морозца!"

   Видимо,  воодушевление  обьяснялось  тем,  что  надеялись  на
рекорд  -  на  самую холодную зиму за столько-то лет.  И рекорды
местами  случались."Самая низкая температура, абсолютный минимум
для   данныйх   мест   зафиксированн  сегодня  в  Курске,  Орле,
Воронеже",-  говорил по всем трем программам синоптик, надменный
от сознания значительности своей профессии.

   Люди  ошалели  от  холода,  особенно выигрышного от того, что
транспорт  наполовину  встал  и  до работы нужно было добираться
часами.   Чтобы  население  не  грелось от электрических печей и
нагревателей,  злектричество  в  нерабочие часы отключали - пять
минут свет и на пол-часа , на час отключат.

   Валера  Марус,  как  и  весь рабочий люд, восстанавливал свою
рабочую   силу   во   тьме  и  холоде,  не  жрамши,  пробавляясь
пяитиминутными телепередачами и недодержанной от холода брагой.

   Он  лежал  на  раскладушке,  одетый  как на улице, только без
ботинок,  накрывшись  одеялом.   Одеяло  уже было сплошь покрыто
розовыми  пятнами  от  браги,  которую  Валера делал из томатной
пасты,  -  трудно  пить  из  трехлитровой банки ледяную жидкость
лежа, дрожа от холода, при свете новогодней свечки.

   Иногда  в  комнате вспыхивал свет, всхрапывал холодильник, и,
как  внезапный  взрыв  хорошей, настоящей жизни, оживали звуки и
образы чудо - машины телевизора:

   ...проезжая  мимо  домиков, Джакоб Кулакин тихонько приподнял
занавеску  и  выглянул  из  кэба.   Мрамалад  стоял  у  калитки,
подпирая  забор.   Это  было  знаком  того, что пока все обстоит
благополучно.

   ( титр на экране: "Мрамалад арап, друг степей и пустынь." )

   Джакоб  осторожно  приотворил  дверцу,  выскочил  из  кэба  и
опрометью  перебежал  улицу, не обращая внимания на свист бича и
гневный  крик кэбмена.  Сбив с ног опешившего прохожего, Кулакин
перемахнул через забор.

   Мрамалад    внимательно   оглядел   улицу,   подождал,   пока
чертыхающийся   прохожий  отправится  восвояси,  и  вошел  через
калитку во двор.

   Джакоб стоял в саду и смотрел в щель забора.

   - Никого? - задыхаясь спросил он у Мрамалада.

   Арап, друг степей и пустынь, могучей рукой поскреб затылок.

   - Да кому ж там быть, сэр? Нет никого.

   -  Молчи,  дурак!   -  громким  шепотом  вскрикнул  Джакоб  и
испуганно впился глазами в щель.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Но  тут свет гаснет, телевизор издает стон и последнюю брызгу
света.   Спокойно  стоит холодильник, который, впрочем, по такой
погоде  можно  было и не включать.  Из достижений цивилизации, с
такими  жертвами  рожденной  и  поддерживаемой,  Валере остается
только первобытный и странный на вкус напиток.

   И  так  каждый  вечер  из  кромешной, холодной мглы выныривал
сияющий полнокровной жизнью кусок.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   -  Бедняга!   Морской  воздух  окончательно погубит его...  -
тихо сказал Джакоб леди Елизабет.

   Славная   девушка   полными   слез   глазами   посмотрела  на
заходящегося  в  лютом,  нестерпимом  кашле  Питера  Счахла.  Он
кашлял  в тонкий батистовый платок, смотрел в него, расправлял и
дрожащей рукой махал оставшимся на берегу.

   Те голосили и заламывали руки.

   -   Он   умрет  на  чужбине...   его  зароют  где-нибудь  под
пальмой...  - продолжал Джакоб замогильным голосом.

   -  Боже!   Как  ты  умеешь  быть  жесток!   - прокричала леди
Елизабет и стремглав сбежала со шкафута.

   Mатросы  еще быстрее завертели кабестаны, и клюзы с чавканьем
втянули якоря.

   Провожающие махали руками и выкрикивали благие пожелания.

   -  Сэр,  - обратился Кулакин к стоявшему рядом Мак-Дункелю, -
отчего я не вижу на полубе лорд Хроня?  Не знаете ли Вы, где он?

   - А? Чтоб я был проклят!- В кормовой рубке, тысяча чертей!

   - Но что он там делает?

   -  Ах ты...  черт!  Пятьсот залпов тебе в задницу!  Что можно
делать в кормовой рубке?  Его там кормят!

   Шхуна медленно отвалила от причала.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Джакоб  вышел  на  палубу,  сжимая  в потном кулаке бумажку с
координатами острова

   Свежий  ветер  дунул  ему  в лицо:  синее море, надутые бугры
парусов, нежаркое солнце, просвечивающее сквозь них.

   Леди  Елизабет,  улыбаясь, подошла к Джакобу.  Свежий морской
воздух был ей явно на пользу:  глаза светились, рожа масляна.

   Матросы    весело    перебрасывались   солеными   словечками,
напрерывно брасопили реи и уваливались на румб-другой.

   -  Вот  лихие  ребята!   -  вскричала  леди  Елизабет, хлопая
матросам в ладоши, - настоящие морские волы!

   -  Да,  -  гордо  сказал Джакоб, - молодцы один к одному, как
стадо баранов!

   Kулакин  обвел  сияющим  взглядом  безбрежную  гладь океана с
торчащими там-сям буревесиниками, глотнул полной грудью крепкого
морского  воздуха.   Его  душу  обуревала  жажда приключений.  И
точно:  вот они, на его жопу.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Сражение становилось все ожесточеннее и ожесточеннее.  Глухой
гул канонады изредка нарушался перезвоном корабельных склянок.

   Бриг  подошел  на милю(+), походил там, затем подошел на пять
кабельтовых(++),  развернулся в мертвый курсовой угол и дал залп
брандскугелями  из  всех боковых канонад; казалось, все кончено,
но нет, пронесло.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Вдруг  на  палубу  упала  чугунная бомба, начиненная порохом.
Она  шипела  и бешено вращалась.  Все бросились врссыпную, кроме
друга степей и пустынь Мрамалада, который спокойно положил бомбу
на одну ладонь и другой прихлопнул.

   Бомба брякнула и сломалась.

   Дружный вздох облегчения вырвался из всех грудей.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Джакоб  с  отчаяньем взглянул на барометр, барометр показывал
двадцать восемь целых и восемьдесят две сотых.

   - Отдай снасти и трави!  - бешенно закричал Кулакин, - больше
ждать нельзя!  Где лорд Хронь, наконец.  Опять в кормовой рубке?

   С  шлюпбалок  на  полубаке  осторожно спустили шлюпку, но она
вошла носом в волну и, растеряв все банки и полбанки, утонула.

   Мокрые как мыши матросы работали молча.

   С  траверза  набежала  волна,  перевалила  через  фальшборт и
Кулакина  с  силой  хлопнуло  о  шкафут.   Джакоб  сжал  зубы и,
перепрыгивая через обломки такелажа, побежал в кормовую рубку.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   -  Ваше  здоровье!   -  прервал  Джакоба лорд Хронь, поднимая
стакан.

   - Его заменили, поймите наконец!  Заменили!

   -  У  нас  незаменимых  нет,  - ответствовал лорд Храм Хронь,
отправляя в рот плавленный сырок.

   - Лорд, у нас считанные минуты!

   Лорд Хронь не стал особенно напрягать свой ум.

   - Все сказал? - мрачно спросил он.

   Кулакин утер пот со лба, отчаявшись что-нибудь обьяснить.

   -   Ну,   а  теперь  я  скажу,-  продолжал  лорд  в  медленно
разбуженном  гневе,  -  хочешь выпить - вот тебе стакан, а нет -
так  вот  тебе  Бог,  а  вот порог!  Могу я, наконец, хоть раз в
жизни выпить спокойно!

   В  ярости  он  так сильно плюнул, что, попав в стакан, разбил
его.  На палубе послышался угрожающий рык.

   Кулакин,  заламывая  руки, выскочил и задрал голову:  на фоне
дымного  неба  ослепительно  пылали  трюмсели.   От них занялись
стаксели и крюйсели.

   Джакоб,  раскрыв  рот, следил за пожаром, но тут его трахнуло
по  башке  крюйс-стеньгой,  он  ссыпался  с лестницы на полуют и
больше уже ничего не помнил и ни о чем не волновался.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Матросы, как стадо баранов, с безразличным видом ждали, когда
можно  будет  отвязывать  шлюпку,  в которой уже сидел Мрамалад,
всклокоченный  Мак- Дункель и двигающий желваками Виторган.  Они
молча,  напряженно  ждали  конца  переговоров.   Шлюпку  здорово
мотало и било о борт шхуны.

   -  Однако  вы  авантюристка,  фрау Маргарет!  - горько сказал
Джакоб.

   - Станешь тут авантюристкой.

   Джакоб    в   бессильном   гневе   оглянулся   вокруг,   хотя
перебинтованная   голова   сильно   стесняла  движения  -  кроме
прижавшейся  к нему леди Елизабет, его окружали сплошь жестокие,
непроницаемые лица.

   -  А  ну  вас  всех  в  задницу, гады!  Сволочи!  - вскрикнул
Джакоб Кулакин с великой обидой.

   - А ты нас не сволочи! - хмуро отозвался Лысый Монтахью.

   - Гады, гады вы все!


   Mонтахью  посопел,  не  зная  что  сказать,  и, махнув рукой,
поковылял на шкафут.

   -  Бог  терпел и нам велел!  - неожиданно брякнул лорд Хронь,
покачиваясь.

   -  Вы  отменно любезны, мой дивный гений!  - с несвойственной
ему  иронией сказал Джакоб и резко повернувшись, стал спускаться
в шлюпку.

   - Чахоточного не забудь!  - крикнул с шкафута Лысый Монтахью,
указывая  на барахтающегося в ледяной воде Питера Счахла - никто
до  сих  пор не обратил внимания, что при абордаже он свалился в
воду  и  барахтался  там  уже  час.   Бедняга  был так плох, что
казалось, его не стоит и вытаскивать - гуманнее тюкнуть легонько
веслышком по голове.

   Но  жалостливый  и  верный  друг  степей  и  пустынь Мрамалад
могучей рукой поднял беднягу за шиворот, как следует встряхнул и
усадил  на  скамейку.  Жестоко кашляющий Питер, дрожа, достал из
кармана платок и уткнулся в него.

   -  Садись,  Джакоб...   -  тихо, сочувственно сказал Виторган
спустившемуся Кулакину.

   -  Кому Джакоб, а кому мистер Кулакин!  - скрипя зубами, не в
силах  победить  раздражение, вскричал Джакоб с такой силой, что
Мак-Дункель испуганно вздрогнул.

   Mатросы вверху осклабились в дурацких ухмылках.

   - И это говоришь мне ты! Ты, товарищ по несчастью!

   - Тамбовский волк тебе товарищ!  - заорал Кулакин и, сплюнув,
стал грозить кулаком работающим на палубе матросам.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Mрамалад прыгнул в воду и втянул шлюпку на берег.

   Они  осторожно  вышли  на  сушу  и оглянулись.  Мрачные скалы
громоздились  над  их головами.  Леди Елизабет сжала губы, чтобы
не  расплакаться,  и  при-  жалась  к  Джакобу.  Питер Счахл, на
котором  еще  не вполне просохла одежда, изо всех сил кашлянул и
зашарил зашарил по карманам.

   Мак-Дункель свирепо оглядел его и сказал:

   - Ну, черт меня совсем подери! Чтоб черт...

   В  этот момент от нависшей над ними скалы отделилась верхушка
(вероятно,  от  кашля  бедняги  Питера),  бесшумно брякнулась на
песок,  прокатилась  по  Мак-Дункелю  и с плеском остановилась в
море.

   Доктор   бросился   на  помощь,  подбежал  к  мокрому  месту,
оставшемуся  от  бедняги (в данном случае Мак-Дункеля), осмотрел
его  и  был  вынужден  признать,  что  медицина  в данном случае
бессильна.

   Все застыли на месте от неожиданности.

   -  Боже!   -  прошептала  леди  Елизабет, - не зря он был так
раздражите-  лен в последнее время.  Бедный, бедный Мак-Дункель,
чуял свою гибель!

   Виторган снял шапку и молча задвигал желваками.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Негры  со  счастливыми  лицами стучали в тамтамы и непрерывно
плясали.

   Бандиты,  выжидая,  стояли  за  кучами  скорлупы  и  семечек,
громоздящимися вокруг убогой деревни.

   Выждав, бандиты с зловещими криками бросились на веселившихся
чернокожих.    Те,   охваченные   ужасом,  повалились  наземь  и
уткнулись лицами в кожуру и скорлупу.

   В несколько минут операция по захвату негров была закончена -
их  грубо  поднимали с земли и по одному заталкивали в загон для
скота.

   Только  там  несчастные  чернокожие начинали понимать, что их
постигла беда.  Но, увы, было слишком поздно.

   - В путь!  - вскричал Лысый Монтахью, шелкая бичем, - Не будь
я Лысый Монтахью, если через неделю мы не выйдем к устью реки!

   Джон Глэбб, широко осклабясь, щелкнул зажигалкой.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Негров  грубо согнали к роднику, где им дали выпить по глотку
отвратительной   тухлой   воды   и   съесть   по  пол-пол-плошки
отвратительного жмыхового суррогата.

   В   кустах  защелкали  выстрелы  -  это  Джон  Глэбб  добивал
злополучных  чернокожих,  искусанных  тиграми  и  изнасилованных
осьминогими семи$%&ми.

   Монтахью,   морщась,   разглядывал  серые,  изможденные  лица
несчастных,  оставшихся  в  живых  -  в  живых осталось не более
половины.

   - Ладно, - сказал, наконец, Монтахью, постукивая себя стеком,
- хватит и этих...

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .


   ...Наконец  чистые  простыни!   Джакоб  некоторое время лежал
спокойно,  но  затем,  плотски  возжелав,  чертыхаясь поднялся и
наощупь разыскал дверь в комнату леди Елизабет.

   Нащупав  постель,  он  полез  под  одеяло и замер, отпрянув -
простыня была совершенно мокра от слез!

   Напрасно  леди  Елизабет  отговаривалась  тем,  что она, мол,
только  высморкалась  -  Кулакин  понял,  что  его  возлюбленная
плакала.

   - Что ты? - нетерпеливо спросил он.

   Леди Елизабет обвила его шею руками, ее мокрое лицо уткнулось
ему в плечо.

   - Отец... как он мог?

   -  Ну...   ладно...  потом...  догоним...  - торопливо сказал
Джакоб,  поглощенный  более  проходящем  в  нем сперматогенезом,
нежели несчастьем подруги.

   -  Отец,  -  рыдая  говорила  леди  Елизабет,  - он был такой
хороший, добрый!  Как он мог так поступить с нами!

   За стенкой, со стоном отхаркиваясь, надрывно закащлял бедняга
Питер Счахл.

   -  Эх...мне бы твои заботы!  - Джакоб раздраженно отпрянул от
липкого лица подруги.

   -  Джакоб!   -  послышался  в  темноте коридора встревоженный
голос  Виторгана  и  шум опрокидывающихся стульев, - Джакоб, где
ты?  Иди сюда!  Что случилось?  Кто это там кашляет?

   Кулакин,  горько  усмехнувшись, провел рукой по вздрагивающим
плечам   возлюбленной   и,  встав,  со  всего  маху  налетел  на
несгораемый шкаф.

   - Черт! - вскричал он.

   - Что случилось? - испуганно прошептала леди Елизабет.

   - Да ничего... Об шкаф треснулся...

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   ...Но  больше  всего адская тропическая жара досаждала самому
лорду Хроню.  Он сидел под деревом совершенно опухший от пива, и
невразумительно лопотал.

   Лысый  Монтахью,  подтянутый  и  невозмутимый, в ослепительно
начищенных кожаных крагах, расхаживал по разработкам, постукивая
себя стеком.

   Негры  ритмично поднимали в воздух блестящие на солнце мотыги
и с уханьем вонзали в землю.

   Подойдя   к   раскидистой   папайе  у  самой  горы,  Монтахью
пристально вгляделся в синюю тень и визгливо крикнул:

   - Нгава!

   Потное, сонное лицо чернокожего высунулось на солнце.

   - Нгава! Почему не работай черная скотина?

   Негр встал, пряча масляные глаза и почесываясь.

   - Моя пуза гуляй, масса. Нажралась вшивая пойла.

   Монтахью, постукивая себя стеком, жестко сказал:

   -  Твой  врет,  черномазый!   Вас  кормят  отлично!  Запомни,
Нгава:   если  негр  работай  много-много  - хорошо, я давай ему
сытная  жратва,  сытная  пойла,  жри  папайю  до  отвала.   Если
мала-мала  - плохо, убивай черномазая скотина вымбовкой.  Поняла
моя?

     - Да, масса Ма@#а$уй...

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   ...Где Хронь? Где этот несчастный хрыч?

      Он под деревом сидит,
      По турецки говорит...

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   ...Однако  бедняга  не  успел  отдышаться, как снова забахали
выстрелы.

   Зажав  платком  простреленную  грудь,  Питер  Счахл, отчаянно
кашляя, быстро побежал в гору.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .


   Дверь   раскрылась  и  связанного  Джакоба  ввели  в  кубрик.
Сидящий   там  человек  поднял  голову  и  долго  вглядывался  в
Кулакина, злорадно ухмыляясь.

   - Знаешь кто я? - наконец спросил он.

   - Нет, не имею чести, - ответил пленник.

   - Я Окаянный Джильберт!

   После  многозначительной  паузы  Окаянный  Джильберт  хлопнул
кулаком по столу:

   - Слыхал про Окаянного Джильберта?!!

   Джакоб спокойно молчал.

   - Смекнул с кем дело имеешь?!! С Окаянным Джильбертом!

   Окаянный Джильберт, видимо, высоко ценил свое прозвище.

   - Сэр Окаянный Джильберт, не сочтите за труд выслушать...

   - Стой! Ты как меня назвал?!!

   - Сэр, вы представились мне, и я позволил себе...

   - Стой! Запомни: здесь говорю и спрашиваю я! Понял? Я...

   - Окаянный Джильберт... - невольно добавил пленник.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Андрей Миронов в костюме католического священника, воздев очи
долу, подпрыгивает и поет:

                Обрати внимание
                На мои страдания!
                Умерь мою страсть,
                Окажи милость!
                То-ло-ли-ло-ли-ло-ло!

   (  Это,  видимо,  Валера включил не "Папуаса из Гондураса", а
другой исторический телефильм - из парижской жизни.  )

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   -  ...Надо  спасать  беднягу,  а то скальп снимут!  - шепотом
сказал Джакоб.

   Виторган поднял голову и посмотрел на него.

   - Ну, чего смотришь? Встал и пошел!

   - Убьют ведь...

   -  А что, лучше если меня убьют?  Или, может Лизавета пойдет?
Иди, я прикрою.

   Виторган подвигал желваками, плюнул, энергично встал и пошел.
Дойдя  до  середины  луга  он  остановился  и  как-то  жалостно,
беспомощьно  оглянулся  на Джакоба.  В эту же секунду послышался
тягучий звон.

   Как  неловко, в затмении умирает человек, пронзенный стрелой!
Она  вошла в него сзади, зазубренная, геральдически-отрешенная и
не убила насмерть, а непоправимо ранила.

   Вся  жизнь  позади,  человек  ощущает  себя  лишь продолженим
тягостного  пения  стрелы.   Он,  не смея упасть даже на колени,
страшится  дотронуться  до красного клюва стрелы, слабыми руками
расстегивая камзол.

   Последним  напряжением он удерживает равновесие, стоя посреди
потного зеленого луга.

   Стрела указывает на его дрожащее тело и спереди и сзади.

   Виторган   упал   навзничь  и  почувствовал  стрелой  строгое
подталкивание  земли, и уже чуть различимый красный клюв ринулся
на небо...

   (  Валере  делается не по себе - как-то эта сцена выпадает из
телефильма;   или   во   время   сьемок  по-настоящему  ухлопали
Виторгана?  )

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   -  Кто  это?   -  вскричала  леди  Елизабет,  на скаку хватая
Джакоба за руку.

   Джакоб  вгляделся  в пыль.  Там на обочине дороги, неподвижно
сидел человек, одетый во все белое.

   - А! - сказал Джакоб, - знаю этого. Бхалтда.

   - Индеец, что ли?

   - Индиец.

   - Откуда здесь индийцы? Здесь индейцы живут.

   - А кто их разберет. Чучмеки тут живут...

   Бхалтда,  приветствуя  путников, прижал руки к груди и встал,
наклонив умотанную в белое тряпье голову.

   -  Бхалтда!   -  закричал  Джакоб, поравнявщись с индийцем, -
видел Монтахью?  Говори!

   -  Видел,  сагиб.   Езжай  другой дорогой - Монтахью подпилил
сегодня мост через Большой Каньон.

   - Ты сам это видел? - спросила леди Елизабет, порывисто дыша.

   - Да, Мэм-сагиб.

   - И что... здорово подпилил? - озадаченно осведомился Джакоб.

   - Пеший воин не проложит по этому мосту тропу.

   Джакоб  удрученно  взглянул  в  сторону  удаляющейся  кареты,
нахмурившись  стегнул  скакуна  и  помчался  сквозь  пыль.  Леди
Елизабет, строя индийцу глазки, помчалась за Джакобом.

   - Ну, если соврал!...  - скрипя зубами, прокричал ей Кулакин,
- шкуру спущу с индуса пархатого!

   - Но как же мы проедем, Джакоб?

   Джакоб  Кулакин  хмуро молчал, напряженно вглядываясь в даль.
Там уже разворачивалась грандиозная панорама Большого каньона.

   Питер  Счахл  высунулся из окна кареты и, кашляя, восторженно
указал  всадникам  на  отвесные  рыжие скалы, мерцающие в дымном
мареве.  Показался мост.

   - Но, милый, пора сворачивать!

   - Не так страшен черт, как его малюют, - процедил Джакоб.

   - Джакоб!

   - Ну, что?  Что "Джакоб"?  Я уже тридцать лет Джакоб!  Молчи,
Лизабета!

   Ветер свистел в ушах.  Леди Елизабета, крича, тщилась нагнать
Джакоба Кулакина, бесстрашно пришпоривающего скакуна.

   Карета с грохотом въехала на мост, и он тотчас развалился.

   Джакоб поднял коня на дыбы перед раскрывшейся бездной.  Кони,
попятясь, смотрели красными, косыми глазами на медленное падение
обломков  маста  и кареты вниз, к переливающейся на солнце нитке
Колорадо.

   Там  и  сям на поверхности реки показались сверкающие розочки
всплесков.

   Только  когда  грохот  затих,  совершенно белая от ужаса леди
Елизабет прошептала:

   - О боже... Бедный Питер...

   -  Черт  побери!  - вскричал красный как пион Джакоб, - индус
оказался прав!  Так я и думал!

   -  О  боже...   Джакоб,  но  почему ты решился ехать по этому
мосту?

   - Черт побери! Каррамба! Все, как-то думал, обойдется...

   - О, как ты непредусмотрителен!

   - Молчи, Лизабета! Не трави душу...

   Путники  спешились.  Скакуны принялись щипать чаппораль, леди
Елизабет  стала  собирать  цветы  и грибы.  Джакоб сел на пень и
наморщил лоб.

   -  Итак,  -  сказал он, подумав,- мы остались без кареты, без
бедняги  Питера,  что  еще  хуже...   впрочем,  на всех карет не
напасешся,  а бедняга все-равно долго не протянул бы.  Одна ты у
меня осталась, Лизабета...  И черт меня побери, если я знаю, что
теперь делать!  - он в ярости вскочил.

   - Лизабета!

   Леди Елизабет грустно посмотрела на Джакоба Кулакина.

   - Лизабета! Вперед!

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Мрамалад  остановился  как  вкопанный:   ноги на ширине плеч,
чуть согнуты, руки будто держат перед грудью стекло.

   Громадная толпа индейцев, гикая, свистя и улюлюкая, опрометью
бежала на него со всех сторон.

   Мрамалад  встречал  их  короткими  ударами по морде.  Индейцы
валились с ног и начинали ползать по траве, как младенцы.

   Для  Мрамалада особенно удобны были набегающие на него сзади,
этих  он не оглядываясь хватал и перебрасывал через себя вперед,
сшибая  заодно троих-четверых набегающих спереди.  Таким образом
без  особенного  напряжения  Мрамалад  действует  минут  десять,
никого, однако, не зашибая насмерть.

   Наконец очередь доходит до самого главного индейца, такого же
сильного  и  отважного как Мрамалад.  Индеец Мрамаладу стукнул в
морду,  Мрамалад  стукнул индейцу в морду.  Индеец Мрамалада три
раза стукнул в морду, и Мрамалад три раза индейца.

   Через   десять  минут  вконец  замордованный  главный  индеец
предлагает мир.

   Mрамалад,  видя,  что  нейтрализовал  дурное  влияние  Лысого
Монтахью, братается с главным индейцем; но тут один самый подлый
индеец со зверской мордой поднимается из травы и метко бросает в
Мрамалада нож.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Часто  останавливаясь  от  рыданий,  Джакоб большими красными
буквами   написал   на   перекладине   креста:   "Леди  Елизабет
Джамбаттиста  Хронь.   Спи  спокойно,  дорогая подруга.  Клянусь
тебе..."  -  но  больше на перекладине не было места.  Некоторое
время  Кулакин  стоял  молча,  утирая  слезы и ежась от ледяного
ветра, дующего с Атлантики.

   Неожиданно  за  его  спиной  послышался  надрывный кашель.  В
страшном  ужасе  Джакоб  оглянулся  и  окаменел:  действительно,
перед ним стоял бедняга Питер Счахл, живой и невредимый.

   Джакоб  протянул  руку  и  потрогал  беднягу.  Тот разразился
приступом жесточайшего кашля.

   - А... разве ты... не упал тогда с каретой?

   -  Упал...-  еле смог сказать Питер сквозь приступ надрывного
кашля.

   - Так, понятно... Ну, и?

   - И ничего. Отлежался...

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

   Княгиня  некоторое  время  молча  ходила  взад-вперед, искоса
поглядывая на него.

   Свет  свечей  колыхался  от  сквозняка и раскрашивал в желтый
цвет белые, сплошь покрытые инеем, окна.

   - Вы не похожи на русского, - задумчиво сказала княгиня.

   - Вы правы, княгиня. Я папуас.

      .    .    .    .    .    .    .    .    .    .    .

_________________________________________
(+)   миля(морская) - десять кабельтовых.     1609 мемтров
(++)  кабельтов     - десятая часть мили.



		      Продолжение следует.