Ostrov #11 15 февраля 2000

Проза - Hиколай Дронин. В союзе.

                                             Николай Дронин

                           В союзе

  Обычным  осенним  утром,  когда  надо  идти  на  работу или на
занятия в школу, затем, придя измученным и усталым, делать дела,
потом,  отдыхая,  сидеть,  ничего не делая, и, наконец, ложиться
спать,  чтобы встретить такой же завтрашний день, Семен Петрович
понял,  проснувшись,  что он проспал на службу. Казалось бы, это
не  так  страшно,  но сегодня был не обычный день, а день выдачи
зарплаты. Семен Петрович понял, что все потеряно безвозвратно, и
поэтому   впал   в   депрессию:  руки  его  невероятным  образом
заломились  за  голову, глаза закатились, из них закапали мутные
слезы на давно не чищеный половик.
  Из этого состояния его вывел звук громких шагов по коридору. В
комнату   вошли   его  сестра  Фекла  Петровна  в  сопровождении
управдома  Гавриила  Тихоновича. Выражение лица ее было искажено
испугом, физиономия управдома, напротив, сияла как медный тазик.
  - Что случилось? - испуганно спросил Семен Петрович.
  -  Нет,  нет,  не  беспокойтесь,  я ничего страшного делать не
буду,   -  лицо  управдома  стало  спокойным  и  внушило  Семену
Петровичу такую же уверенность, как лики святых его сестре и вид
метлы и лопаты дворничихе Любе.
  Управдом  осмотрел  комнату, разделенную на две неравные части
потертой матерчатой занавесью, и спросил:
  - Какое чье имущество?
  Фекла заискивающе поглядела него и произнесла:
  -  У  меня кровать с тумбочкой и комод, у Семена Петровича два
венских стула, - затем, отдернув занавеску, продолжала, - у Любы
стол, раскладушка, стул и лопата с метлой.
  - Инвентарь не в счет, - вставил управдом.
  -  А  почему,  собственно,  вы  интересуетесь нашей мебелью? -
угрожающе спросил Семен Петрович.
  -  Да нипочему! - по лицу управдома было видно, что он врет, а
его  морда  светилась  странным сиянием глупо-коварных мыслей. -
Ну, я пошел.
  Когда  дверь за ним закрылась, Фекла начала разглагольствовать
по  поводу нескончаемого роста цен в магазинах, а Семен Петрович
тупо  уставился  в  окно,  наблюдая  за тем, как дворничиха Люба
вместо  работы  сидит  на  лавке и болтает с какой-то теткой. На
безучастном  лице  тетки  не  выражалось никаких эмоций, поэтому
Семен Петрович отошел от окна.
  Сложив   руки  за  спиной  и  пытаясь  отвлечься  от  жалобных
разговоров  сестры, он направился на кухню. По пути его пронзила
мысль о работе и неотвратимой каре за прогул.
  "И почему у меня самая трудная работа, - сокрушался он, теребя
в руках пакет с принесенными Феклой овощами, - ни тебе проспать,
ни опоздать, то ли дело дворничиха: сиди болтай с кем ни попадя,
и  всех  делов".  Неизвестно,  куда бы его занесли эти мысли, не
влети на кухню Люба.
  -  Ты  знаешь,  что  случилось? К нам в комнату вселяют нового
жильца!
  - Что? Куда? Зачем?!
  - Управдом говорит, что мы живем как буржуи, очень свободно, и
к нам можно вселить еще одного-двух новых жильцов.
  - А куда они будут ставить его мебель?
  -  Зачем ставить? Твой стул и мой стол - вот и вся его мебель.
Хотя, говорят, он богатый и у него есть собственный автомобиль.
  Внизу  посышался  рев  автомобилей.  Семен  Петрович  с  Любой
выглянули   на   улицу.   Там   внизу  в  сопровождении  четырех
милицейских машин въезжал во двор автомобиль медвытрезвителя.
  -  Шикарный  экскорт!  А  автомобиль-то  каков! - дворничиха с
восхищением   замерла   у   распахнутого  окна.  Семен  Петрович
укоризненно поглядывал то на дворничиху, то вниз.
  Через  несколько  минут  в  дверь  позвонили. Фекла открыла, и
худшие надежды Семена Петровича оправдались: в окружении четырех
милиционеров    и    управдома    в   квартиру   ввалились   два
мордоворота-врача, поддерживая в стельку пьяного старика.
  -  А  вот  и ваш новый жилец, председатель Союза Любителей:, -
любителей чего, милиционер не стал уточнять, все поняли и так.
  -  Надо  надеяться,  что весь Союз не будет собираться у нас в
комнате, - шепнул Семен Петрович Фекле.
  - Не надо! - приподнявшись на руках сопровождающих его врачей,
старик  просиял  своей  жуткой,  украшеной синяками и царапинами
физиономией.
  Фекла  застыла, неподвижно-молительно смотря на милиционеров и
управдома, Семен Петрович осматривал свою до этого момента тихую
половину  комнаты,  Люба  косилась  на  уборную, где хранился ее
дворницкий инвентарь.
  Милиционеры и врачи ввели старика и уложили на кровать Феклы.
  Жизнь  в  одной  из  комнат  коммунальной  квартиры 40 потекла
дальше по новому руслу.