Erotic #05 15 декабря 1997

Рассказ - Холостяк.

________________________________________________________________

                            ХОЛОСТЯК

  Как  бегут  года!  Вспоминаю Алену. Так хорошо ее помню, будто
разошлись  прошлым  летом.  Когда  я познакомился с ней, ей было
ровно  восемнадцать. Мы прожили вместе два года. Получается, что
ее нет со мной уже около трех лет!
  Алена!  Часто  вспоминая подробности наших встреч, я продолжал
удивляться  -  как  могла она отдаваться мне так самозабвенно  и
восторженно,  не любя? В течение двух лет она стремилась ко мне,
сама  звонила  мне,  когда  у нее выдавался свободный вечер. Все
свободное время мы проводили вместе и большую его часть в посте-
ли. Как раскованно и сладострастно она удовлетворяла мои причуд-
ливые  желания.  Рассудочность  в такие дни таяла в моей голове,
как  воск на огне, и ее зовущая слабость, разнеженная покорность
будили  во  мне зверя. Я брал ее истово, и приходил в восторг от
ее томных постанываний, от сознания, что ей хорошо со мной.
  "Я  не люблю тебя. Зачем продолжать?" - сказала она спустя два
года  нашей совместной жизни. Оскорбленное самолюбие бросило мне
кровь  в голову: "Ну так давай расстанемся!" Странно, но на гла-
зах  у  нее  все же выступили слезы. Может она надеялась, что я,
как прежде, начну убеждать ее в своей любви. Глаза ее набухли от
слез,  она  сняла с пальца подаренное мною золотое колечко. И мы
разошлись в разные стороны.
  В  суете  будней, среди житейских забот не замечаешь времени..
Ум,  физические силы направлены к достижению различных целей. Но
так хитро устроен мозг, что эту боль боль одиночества - он может
обнажить  в  сердце в любую минуту. Бывает, едешь в трамвае, си-
дишь у окошка, разглядываешь прохожих и вдруг...
  Алена!  Неужели  я не увижу тебя среди прохожих! Ведь мы живем
в  одном городе. Ну, и что бы я ей сказал? Я бы... я бы заглянул
в  глаза:  Алена,  будь снова моей. Ты мне нужна! Ведь тебе было
так хорошо со мной!
  И  услужливая память начинает прокручивать сцены словно виден-
ные  мною когда-то в кино - в цвете, с голосами. Вот летний день
и  двое  молодых  людей  едут в автобусе на окраину города. Люди
потеют, у Алены на лбу капельки пота. Я держусь за поручень, она
держится  за мою руку. Солнце печет сквозь окна, люди героически
изнемогают и тошнотворный запах людской скученности плотной мас-
сой висит в воздухе. Мы едем на пустую квартиру, чтобы занимать-
ся любовью. Я украдкой гляжу на Алену - капельки пота стекают со
лба  на виски, блузка от тяжелого дыхания вздымается порывисто -
и  странно,  вместо  отвращения я испытываю вожделение и ощущаю,
как в плавках забился упругой силой мой дружок.
  Вот  мы  входим в квартиру. Снимаем туфли. Прохлада, полумрак.
Алена  в  коридоре у зеркала поправляет волосы. Я подошел сзади,
плотно  прижался к ее крутым ягодицам, впился губами в шею. Руки
мои,  преодолевая  ее  слабое  сопротивление, залезли под юбку и
стали  стремительно снимать трусики. "Ну, если ты так хочешь..."
- тихо  прошептала  она  и,  упершись  руками в стену, податливо
расставила ноги. Я спустил брюки, чуть подогнув ноги, пристроил-
ся и вонзил дружка в горячую глубину. Шумно дыша, мы оба отдава-
лись  как-то  сумбурно и беспорядочно. О, миг блаженства! Словно
в судороге выгнулось мое тело, где-то в глубине ее чрева ударила
моя  струя, и... оцепенение стряхнулось. Я вытащил дружка и убе-
дился,  что  в  ванную пройти не смогу, так как на ногах, словно
кандалы,  висели  скрученные  брюки - пришлось поскакать. Алена,
плечом  оболокотившись  на  стену  коридора, засмеялась. Да, вид
действительно  был  забавный молодой мужчина в рубашке с галсту-
ком,  спущенных  брюках  с дружком, стоящим на 19. 00, скачет по
коридору в ванную комнату.
  Однажды я повез ее на машине загород. Теплым летним вечером мы
гуляли  по  берегу моря, вдыхая йодистый аромат. Она прижималась
ко  мне своим горячим телом. Большие сосны отбрасывали в мерцаю-
щем  свете жутковатые тени, а взморье пугало своей безлюдной ти-
шиной. Мы вернулись в машину. Я сел за руль и, слившись с Аленой
в  горячем поцелуе, неловко выгнулся набок. Мое положение не да-
вало  простора для проявления желаний. Дружок налился тяжестью и
уперся в брючную ткань. Своими маленькими ручками она поглажива-
ла  мой  торс,  ногу  и, наконец нащупала дружка. В темноте я не
видел  ее глаз, но ощутил прерывистое горячее дыхание. Она расс-
тегнула  мои брюки, дернул плавки, и дружок выскочил наружу. Она
со  стоном согнулась и прижалась пылающим лицом к упругому друж-
ку.  Я  откинулся  на сидение и сладким покалыванием ощущал, как
она  ласкала моего дружка щекотанием ресниц, прикосновением бар-
хатной  кожы  щек  и  горячих  губ.  Когда я застонал от избытка
чувств,  она  открыла  ротик  и, схватив дружка двумя кулачками,
стала  его шумно обсасывать. Она крутила шершавым языком, задви-
гала  дружка  то  вглубь гортани, то стискивала его губами. Рука
моя лежала на ее, подрагивающей от возбуждения, подруге. Безмер-
ная  нежность  и  радость охватила меня с ног до головы. Толчок.
Алена  откинулась в сторону, и клейкие капли ударили в приборную
доску.
  Алена!  Когда мы проводили время вместе, гуляя по улицам горо-
да,  то почему-то ссорились по пустякам. Ты так быстро раздража-
лась!  Я  тоже  не уступал. Почему я вызывал в тебе раздражение?
Ты  делала  мне  много замечаний - не так говоришь, не так смот-
ришь,  не так ходишь. Ты хотела, чтобы я стал лучше? Чтоб я стал
таким,  каким  ты хотела бы меня видеть? Но я был не в состоянии
переделать себя. А ты не смогла мне этого простить.
  Однажды, когда ее родители уехали на несколько дней, она пред-
ложила  мне пожить у нее три дня. Мы разместились на широкой ро-
дительской  тахте.  "Я люблю простор", - сказала она мне и легла
по диагонали. То ли родные стены так ободряли ее, то ли ее радо-
вала возвожность пожить почти семейной жизнью без перерыва почти
целых  трое суток, но она вся светилась от радости. Мы резвились
всю  ночь.  После завтрака прогулялись по парку. Обед с вином. И
снова  в  постель. Ближе к вечеру мы все еще занимались этим де-
лом.  Сказать по правде, мой дружок еще исправно стоял, но нахо-
дился  как  бы под анастезией - то есть ничего не чувствовал. Но
раз любимая задирает ноги кверху, грех отказывать. Она лежала на
спине,  ноги  покоились у меня на плечах, а я стоял перед ней на
коленях и мерно раскачивался, как челнок. Отсутствие уже страст-
ного  напора,  мокрота,  уже дружок мой частенько вываливался из
пещеры. Вход в пещеру теперь был просторен, и потому я, не помо-
гая  ему руками, мог всякий раз толчком запихивать его обратно в
благодатное отверстие. И вот опять. Примерился, вонзил в подругу
и..., вскрикнув, она соскочила с постели. "Что такое?" - я ниче-
го  не  почувствовал и потому не понял. Она посмотрела на меня с
конфузией  и  упреком.  "Ты не в отверстие попал. Специально?" Я
божился, что не нарочно.
  Мы  оделись и поехали в ресторан. Вернулись ближе к часу ночи.
В проветренной спальне было свежо. Мы расставили по вазам цветы,
и  как будто не было и впомине напряженных суток. К моему глубо-
кому удивлению дружок опять налился упругой силой. Прижавшись ко
мне для поцелуя, Алена сквозь одежду ощутила это. Она стала раз-
деваться,  повернувшись  ко  мне  спиной. Я тоже разделся, кидая
одежду прямо на пол. Шагнул к ней, прижался к ее спине. Протянул
руки,  взял  в ладони груди и попытался повернуть ее к себе. Она
не поворачивалась. Я опять попытался повернуть. Стоя по-прежнему
ко  мне спиной, она прижалась ягодицами к моему дружку и, поста-
нывая,  стала  тереться  об него. "Она хочет, чтобы я взял ее...
сзади", - осенила меня потрясающая догадка. От необычайности я и
сам задрожал мелкой дрожью, но стал приноравливаться. Ворвавшись
внутрь,  дружок  ощутил  сухой жар и стал стремительно набухать.
Алена застонала. Ощутив снизу выворачивающую силу, я вскрикнул и
сильно сжал ее груди. Толчками прошла теплая волна.
  Однаждны,  спустя почти год после нашего расставания, я не вы-
держал,  позвонил  ей на работу и договорился о встрече. Был хо-
лодный,  ветренный вечер и, как назло, мы долго не могли попасть
ни  в  какое  кафе. Мы ходили по городу уже около часа в поисках
пристанища, продрогли и она несколько раз уже порывалась уйти. Я
объяснил,  что  мне нужно сказать ей что-то важное, но я не могу
сделать этого на улице. Глупейшая ситуация! Она снизошла до тер-
пения. Наконец мы заскочили в кафе, заказали кофе и коньяк.
  Я  смотрел  на нее и не узнавал. Фигурка стала даже еще лучше,
но  глаза  - неискренние уже, бегающие глаза. Это не она, не моя
Алена. Мы пили горячий кофе. Я стал расспрашивать ее о ее жизни.
С кем она живет сейчас? "Ни с кем". Были ли у нее мужчины в пос-
леднее  время?  Некрасивая  улыбка обезобразила ее рот: "Да. Был
один".  Ну,  и как? "Я была с ним счастлива". Ревность стальными
когтями сковала мое сердце. "Почему же теперь ты одна? Почему не
живешь с ним?" "Жизнь - сложная штука", - и она опять засмеялась
таким  противным  неискренним смехом. Я видел перед собой чужого
человека,  но,  надеясь  переубедить реальность, сделал еще одну
попытку:  "Вернись ко мне! Ты мне нужна!" Она холодно посмотрела
на  меня и сказала: "Зачем? Я никогда не любила тебя. А жить ря-
дом,  не любя, может быть смогла бы, но пока не хочу". "Не люби-
ла,  никогда  не  любила", - повторял я как оглушенный, и залпом
пил  свой коньяк. Она удивленно сказала: "Ой, ты так побледнел!"
И  заторопилась на выход, видно боясь, что я затею прямо за сто-
лом  скандал.  Но  я  был  просто оглушен, контужен. Мне не было
смысла  затевать скандал, потому что не было возможности вернуть
ее к себе, вернуть наше прошлое.
  Я тоже не ангел. Сколько у меня было женщин? Однажды, в подвы-
пившей  компании, когда мужчины начали хвалиться своими победами
над  женщинами, я тоже напряг память и попытался пересчитать.  В
конце второго десятка стал повторяться и запутался. А чем старше
я становлюсь, тем больше меня гнетут угрызения совести. Я всегда
считал  себя  однолюбом, но почему-то не мог задерживаться рядом
с  одной  женщиной  длительное время. От нескольких дней до нес-
кольких месяцев, а потом я искал оправдание для разрыва. Я нахо-
дил каждый раз веские основания. Но чем старше я становлюсь, тем
чаще вспоминаю во сне знакомые заплаканные женские лица.
  Наверное  было бы справедливо, чтобы каждый мужчина имел  хоть
раз в жизни возможность испытать, как лишается девственности де-
вушка,  чтобы  стать  для  нее первым и любимым мужчиной. Но раз
мужчин  и  женщин в этом мире примерно поровну, то значит каждый
мужчина,  получив  один  раз такую возможность, должен воздержи-
ваться  в  дальнейшем  от таких попыток. Потому что каждая новая
успешная попытка - это захват чужого права, захват чужого непов-
торимого  счастья. И я виновен. Еще три раза, если не вспоминать
об  Алене,  проходил я этот Рубикон. Что мог бы я сказать в свое
оправдание?
  Первый  раз это случилось, когда мне было 23 года. Я был свеж,
бодр,  энергичен. Я шел по весеннему городу в кожаном пальто и с
солидным дипломатом - спешил по делам. И вдруг у витрины магази-
на увидел очаровательную прилично одетую блондинку. Лунообразное
лицо,  маленький ротик и огромные голубые глаза. Я не мог пройти
мимо.  Я  подошел к ней. В те годы я был напорист и обаятелен. В
коротком  непринужденном  разговоре  я  узнал, что она из Крыма,
приехала в отпуск посмотреть наш город, остановилась в гостинице
"Интурист". Я выразил желание стать в этот вечер ее гидом. Дого-
ворились,  что  я  пойду в 19. 00 к ней в номер, и мы отправимся
бродить по городу.
  Бродить  нам не пришлось. Я действительно пришел вечером к ней
в  номер.  Но  в дипломате у меня лежала бутылка хорошего вина и
коробка конфет. В тот же вечер мне пришлось преодолевать ее пос-
тоянное сопротивление. Сначала она отказывалась остаться в номе-
ре,  мол,  лучше  пойти погулять; потом она не хотела пить вино;
позже  она  возражала,  чтобы  я остался у нее на ночь. Но я был
настойчив  -  не обижался на отказы, убеждал ее ласковой речью и
мудрыми  аргументами. Читал ей стихи, говорил всякие всякости. И
когда на часах отстучало полночь, испросил разрешения прилечь на
соседней койке до утра.
  К  себе  она легла в одежде, не раздеваясь. Я полежал на своей
кушетке  минут  пятнадцать,  обдумывая, с чего бы начать "агрес-
сию".  Не  придумав ничего умного, просто подошел к ее кушетке и
прилег  рядом.  Она  и вправду нравилась мне, и я с неподдельной
лаской стал целовать ее чуть припухшие губы. Постепенно, все бо-
лее  возбуждаясь,  я  раздевал ее и покрывал поцелуями все новые
части  ее  тела - шею, предплечья, груди. Она уже не сопротивля-
лась  -  лежала в расслабленном изнеможении. Я раздел ее полнос-
тью,  быстро  скинул  одежду с себя и, раздвинув ее ноги, возлег
сверху. Мой дружок тыкался в поисках входа. Я помог ему пальцами
и, дернувшись всем телом, засадил внутрь. Она вскрикнула.  "Неу-
жели  девушка...  была?"  - обожгла меня мысль. Почему же ничего
не  сказала  раньше?  "Что случилось? Тебе больно?" спросил я ее
испуганно. "Нет... Уже не больно", - тихо прошептала она, обвила
мою  шею  руками  и горячими поцелуями стала покрывать мое лицо.
"Девушка  так  легко не перенесла бы этого", - успокоил я себя и
продолжал  свое дело с достаточным усердием. Потом мы по очереди
бегали  в  ванную.  В комнате света не зажигали. Снова постель и
снова ласки любви - на 3-й или 4-й раз она вошла во вкус и отда-
валась уже с наслаждением. О, годы молодости! Откуда брались си-
лы?
  Заснув  уже  под утро, изрядно помятые, но веселые,. мы подня-
лись ближе к полудню. И вот тут то я увидел смятую простынь.  На
ней  проступало несколько засохших пятен крови. "Так ты была де-
вушкой?" "Теперь это уже не важно. Я счастлива", - и она, приль-
нув ко мне, поцеловала долгим и нежным поцелуем.
  Сколько  я  был с ней знаком? Она пробыла в моем городе четыре
дня,  все  ночи  стали праздниками нашей любви. Потом она писала
мне  письма, я отвечал ей короче, но тоже регулярно. Она не ста-
вила  мне  вопрос о женитьбе. А я не мог на это решиться. Своего
жилья  я не имел (жил вместе с родителями), зарплаты инженера не
хватало  даже  для  меня. Я был совершеннолетним, имел специаль-
ность  и  работу, но не мог считать себя самостоятельным. Посте-
пенно наша переписка затихла. Ее последнее письмо было закапано.
Она  писала,  что плачет и не видит возможности избжать разрыва,
ей горько, что я такой нерешительный, но она никого не винит.
  Алена! Может моя мука по тебе это мой крест за женщин, которых
я оставил когда-то.
  Второй раз это случилось при посредстве родственников. "Хватит
тебе  бегать  в  холостяках,  женись!"  -  говорили мне знакомые
родственники. "Я не против, найдите невесту", отвечал я спокойно
и  искренне  верил, что хочу жениться. Однажны на одном семейном
вечере мне указали на 18-летнюю девушку. После ужина я предложил
ей  погулять  по парку. Во время прогулки выяснилось, что ей уже
нарассказали  про  меня  много хороших вещей и рекомендовали как
будущего  мужа.  Мы  весело обсудили эту тему и к концу прогулки
уже  несколько раз поцеловались. Чтобы продолжить положенные же-
ниху  ухаживания, я предложил ей на следующий день прийти ко мне
домой. Она была студенткой и, сбежав с последних занятий, пришла
ко мне в полдень. Родители мои работали до вечера. Я в это время
имел сменную работу и поэтому находился дома.
  Итак,  она вошла ко мне домой. Рекомендации родственников сде-
лали  свое  дело - она уже мысленно считала себя моей невестой и
потому почти не сопротивалялась моей настойчивости. Зацеловав ее
до  головокружения,  я снял с нее трусики, приспустил свои бруки
и,  взяв в свои ладони ее ягодицы, насадил сокровенным местом на
свой  кол.  Она заплакала в голос от боли, и я почувствовал, как
мокро  у меня на шее от слез, а на ногах от крови. Хрупкое женс-
кое  существо  подрагивало у меня в руках. "Любимая!" - выдохнул
я  от безмерной благодарности. Потом мы пили шампанское, которое
оказалось у меня в холодильнике.
  Я жил с ней почти полгода. Мы встречались, таясь от родителей,
урывками.  В  постели  у  нас  царило полное удовлетворение - мы
прошли  целый этап, перепробовав множество поз. Но, что касается
совместной  жизни,  то  чем больше я узнавал ее, тем тяжелее мне
становилось от мысли, что я должен на ней жениться. Нет, она бы-
ла  славная,  порядочная  молодая женщина. Но у нее был какой-то
унылый  безвольный  характер.  Я чувствовал, что не могу подолгу
находиться  возле  нее  - ее пессимизм угнетал. Я долго мучился,
испытывая угрызения совести за то, что лишил ее девственности до
свадьбы. Она к этому относилась серьезно, и несколько раз повто-
ряла,  что  отдалась  мне только потому, что мы поженимся. И вот
однажды  я  решился  -  сказал ей, что мы расстаемся. Она горько
заплакала.  Я  убеждал ее, что наше расставание пойдет на пользу
нам обоим. Она не отвечала и плакала навзрыд.
  Потом мне рассказали, что целый год она жила, как во сне.  Еще
через год однокурсник сделал ей предложение. Она стала чужой же-
ной, и больше я ничего не слышал о ней.
  По  ночам  меня часто преследует один и тот же сон. Я вижу ше-
ренгу женщин, с которыми я жил. Они выстраиваются в ряд в хроно-
логическом  порядке, и, следуя от одной к другой, я всматриваюсь
в  их  заплаканные  лица, стараюсь вспомнить их имена, вспомнить
что-то  хорошее  в наших отношениях - то, что стало бы им утеше-
нием, а мне прощением.
  В  третий  раз  я нарушил девтсвенность не случайно, а поддав-
шийсь своей слабости. В то время я находился в длительной коман-
дировке в другом городе и снимал комнату в 2-х комнатной кварти-
ре. Вторую комнату занимала девушка. Почти полмесяца мы с ней не
были  знакомы.  Работали  в разные смены. Если и случалось обоим
находиться днем в квартире, то каждый глухо закрывал дверь своей
комнаты.  Однажды в выходной я сильно подвыпил в одной компании.
Вернувшись  домой,  лег  спать. Утром проснулся несколько раньше
из-за  сильной  жажды (накануне пили водку). Дружок стоял на 11.
00,  как  железный  кол  - такое бывает от водки. Пошатываясь, я
прошел на кухню, дверь в комнату девушки была открыта. Попив во-
ды,  я  побрел  обратно и возле ее комнаты остановился. Просунул
голову за дверной косяк. Ее кровать стояла у стены, она лежала с
открытыми  глазами.  "Доброе  утро"  -  сказал я. Она приветливо
улыбнулась.  Тогда  я, не раздумывая, шагнул к ее кровати и про-
ворно  залез под одеяло. "Хочу согреться у тебя" - пробормотал я
не слишком отчетливо и прижался к ее телу. Она лежала, не шелох-
нувшись,  пока я поглаживал ее живот, руки, шею, грудь. Но когда
я принялся стаскивать ее трусики, она стиснула ноги и стала под-
вывать.  Я,  обняв,  сковал ее и, бормоча что-то успокоительное,
пальцем  ноги изловчился уцепиться за резинку ее трусиков и  од-
ним  рывком  сдернул их. Потеряв последнюю преграду, она затихла
и, сказав: "Все равно это должно было бы случиться", разжала но-
ги. Когда я удовлетворил свою страсть, она деловито скомкала за-
пачканную кровью простынь, застелила свежую и пошла мыться. "Ну,
что  ж, - подумал я, - когда-нибудь надо и жениться. Она кажется
славная  девушка". До конца моей командировки мы жили вместе. Но
я  не  ощущал  восхищения или хотя бы состояния влюбчивости. Все
шло  как-то  обыденно.  В  постели она бывала холодна покорялась
моей  прихоти,  но  без  огонька. В быту - та же покладистость и
посредственность. "Что же мне всю оставшуся жизнь теперь маяться
с  ней?  Из-за минутной слабости?" думал я со страхом. А она уже
привыкла ко мне за эти два месяца, рассчитывала на что-то, может
быть  даже любила. Мы никогда не говорили об этом. И я смалодуш-
ничал. Когда закончилась моя командировка, я собрал вещи и зашел
к  ней  в  комнату проститься. Она все поняла уже несколько дней
назад  - ходила сердитая, глаза были припухшие (видно плакала по
ночам),  увидев  меня с вещами, громко заплакала и упала на кро-
вать,  сотрясаясь от рыданий всем телом. Чем я мог ее успокоить?
Я вышел из комнаты и улетел из этого города.
  Однажды,  когда я вновь увидел во сне шеренгу знакомых женщин,
мне  подумалось: "Почему же они все в этой шеренге занимают оди-
наковые места? Встречаю здесь тех, с кем жил месяцы. Пусть те, с
кем ты жил дольше, вытянут руки и займут большие места". И вот я
вновь иду вдоль шеренги - многие стоят с опущенными руками, дру-
гие  вытянули их на уровне плеч... Алена! Ты тоже здесь! Сколько
же  тебе отвела места моя израненная память? Нет, тебе не хватит
длины  вытянутой руки? Я же... люблю тебя! До сих пор. Люблю...,
зная, что никогда не смогу тебя вернуть.
  На  одном дыхании написал я свою исповедь. Несколько раз поры-
вался  искривить,  приукрасить  свои действия - даже перед своей
совестью бывает иногда горько сознаться в содеянном. Но все же я
без  утайки изложил здесь сокровенную часть своей жизни. Так не-
годяй  ли  я?  Были  же многие женщины счастливы со мной? Но чем
старше я становлюсь, тем  чаще  вижу во сне знакомые заплаканные
женские лица.