KrNews #02 26 апреля 1998

История - Тормоз - три головы.

┌──────────────────────────────────────┐
│              История...              │
└──────────────────────────────────────┘  

  (C) NIK-O /08/03/98/ 21: 20: 36

  Здравствуйте! Как вы помните в прошлом
номере  было упомянуто, что ма страницах
газеты будут публиковаться разные  расс-
казы,  вот  я и решил кое-что напечатать
для машей КR. NEWS...

            * * * * * * *
  
  " КОГДА СКРЫБОЧКИНУ БЫЛО ПЛОХО,
  ОН ИСКАЛ, КОМУ СДЕЛАТЬ ЕЩЕ ХУЖЕ... "

          ТОРМОЗ - ТРИ ГОЛОВЫ.

  У ведьмы Капронихи взорвался  самогон-
ный  аппарат.  Гавкнулся,  как последний
реактор бывшего советского производства.
И пока старуха боролась с пожаром в  чу-
лане  среди  барабашей и пауков, ее внук
Тормоз  счел  для  себя понятнее сбежать
на улицу, где провел остаток ночи, ковы-
ряя  в носу и пугая бродячих животных.

  Рассветное время  он  любил. Не  из-за
тепла  - в декабре во вьетнамках на босу
ногу даже в полдень не упаришься, - а по
причине нарастающей зрительной  видимос-
ти.  Потому  как питательные вещества на
помойках  уже  заметны  глазу, а драться
из-за  раннего часа еще не с кем, кроме,
разве,   жадных  на  витамины  ветеранов
труда.  Сегодня ма первый случай он имел
много хлеба, а ма второй - пропитавшиеся
супом  калбасные  очистки,  апельсиновую
корку  еще живого голубя. Которого упот-
реблять  не  стал,  а привязал ниткой за
ногу,  чтобы  дышал  воздухом  до обеда.
Кроме всего, случилась в мусорноном бач-
ке  подле  посудохозяйсвенного  магазина
шоколадная  конфета. Которой трудно было
поверить, потому что она оказалась  пер-
вой  в  жизни Тормоза. Все же, преодолев
ужас,  он  быстро сунул конфету в карман
и, не оглядываясь, убежал. А потом  дол-
го,  до самых утренних троллейбусов, но-
сился  по улицам, ломая тонкий  девичес-
кий  ледок  и  стуча  в окна пятиэтажек,
показывал  заспанным гражданам радостную
находку,  смеялся,  пускал носом пузыри,
придумывал   слова  и  рассказывал  свою
жизнь.
  Как  всякий человек, которого привыкли
обижать,  Тормоз  отличался практическим
умом  и теперь собирался поделить сласть
между  двумя  своими невестами Катькой и
Машенькой  -  ученицами 9-го класса - за
то,  что  при  каждой  встрече они долго
любовно  смеялись ему в лицо и позволяли
докуривать свои папиросы; а иногда ходи-
ли  в  подвал и давали трогать себя  под
одеждой  -  после  чего били, били, били
его  в темноте молодыми своими красивыми
ногами,  и  Тормозу становилось хорошо и
безумно.  До такой степени, что он  дро-
жал,  слабел  всеми  своими  внутренними
членами  и терял сознание. Невесты скоро
должны были идти в школу, они обе жили в
одном  подъезде, и Тормоз терпеливо ждал
на  скамейке возле дома, когда навстречу
появился  участковый  - лейтенант  Скры-
бочкин,  стараюшийся держаться под углом
к  горизонту  градусов хотя бы в 30, а с
ним добровольный дружинник Степан Шмона-
лов: они вчера вели борьбу с холодом  на
городских  улицах,  пока у Шмоналова  не
закончились деньги, а теперь оба собира-
лись   разойтись   по  домам.  При  виде
участкового  тормоз соскочил со скамейки
и с почтительными знаками принялся выво-
рачивать карманы.
  - А-а,  слабоумный,  -  устало  сказал
Скрыбочкин. - Ну, как она, жисть?
  - Або-бо!.  -  радостно закивал Тормоз
и,  переминаясь,  достал из штанины  на-
чавшую  подтаивать  конфету  -замотал ею
перед носом Скрыбочкина.
  - Ас-са-атри... фохветка, бляха!
  - Вишь, брат, тока придурки теперя нас
и уважают, -заморгал лейтенант. - Больше
никто.
  - А  то  шо  у него в руке? - удивился
Шмоналов,  всегда  голодный из-за  нало-
женных  на него неимоверных алиментов. -
Закусь, нет?
  - Счас  поглядим, - Скрыбочкин властно
оперся  рукой  о землю и поманил Тормоза
головой:  -  Давай-ка,  предъяви  конди-
терскую изделию.
  - А  ние-е-ет, - замотал тот телом, но
шагнул   поближе.   -  М-мойт-гох-хе-та,
бляха!
  - Ах  ты  ж!  Значит,  не  подчиняться
офицеру?  -  Участковый  выкатил глазные
яблоки наружу и, протянув руку, забрал у
него  конфету. - Конфискую твою вещь как
незаконное  изделие.  Иди, пока самого у
тюрягу не засадил!
  - Чи,  может, там у него бомба  замас-
кироватая. А он поглядеть мешает, своло-
ченок, - расстроился Шмоналов.
  У него болел желудок. Недавно он  пос-
порил со Скрыбочкиным на ящик водки, что
за  один присест съест его списанные бо-
тинки  вместе  со шнурками. И съел,  ко-
нечно,  чтобы  выиграть...  В ту же ночь
его доставили в больницу и еле спасли от
нечеловеческого  отравления алкоголем. С
тех пор он страдал желудком. Участковый,
хоть и держал сердце за то, что из всего
ящика  ему досталось лишь полбутылки, но
все же сочувствовал товарищу.
  - Подавись, - он отдал конфету  Шмона-
лову и пошел дельше.
  Тормоз  стоял с вывороченной вниз  че-
люстью и молча смотрел вслед  удаляющим-
ся.  Откуда  им  было знать, что мир для
него утратил внутренний рисунок. Тормозу
было  48  лет,  и  он до самой смерти не
представлял о конфетах, а теперь его об-
манули.   Он  стоял,  стараясь  отыскать
смысл самого себя, и ничего не находил.
  И тогда он пошел по городу.
  Он  шел,  и  слезы  его,  собирая пыль
ветра,  делали на асфальте пятна. И  ог-
ромный язык его, никогда не  помещавший-
ся во рту, мешал смотреть вперед и пугал
прохожих.
  Он  оставался один и лихорадочно думал
о  себе посреди несовершенного мира, где
есть  голод и несправедливость, а Катька
и  Машенька, может, прячутся в подвале с
кем-нибудь  другим,  чтобы есть морожен-
ное,  а по телевизору вручают новые наг-
рады  совсем чужим людям и стреляют друг
в  друга ракетами, блаха, чтобы говорить
"народ"  и  кричать "ура! " вместо того,
чтобы   по-честному   надувать  гондоны,
большие,  белые,  в  какие они с Витьком
Парахиным  наливали,  почитай,  по ведру
холодной воды из-под крана и бросали под
Новый  год с балкона кому-нибудь на  го-
лову,  а  Скрыбочкин  гонялся  за ними с
пистолетной  кобурой,  в  которой прятал
малосольный  огурец,  ничего  же  ему не
сделаешь, такая ряха здоровая, чтоб  те-
перь  конфету  чужому  человеку пожрать,
потому  как раз на митенге за демократов
куском  забора защищался, и тепеть,  вы-
ходит  все можно, хотя, конечно, вот так
живот  ему  разрезать  и понемногу кишки
оттуда  доставать,  чтоб он видел, когда
ты  употребляешь  их в пищу, а еще лучше
печенку-то  свежую, а из мочевого пузыря
справить шарик со свистулькой, какую дад
(на  телеге  раньше ездил) за металлолом
обменивал,  пока  ему для грабежа пацаны
"лимонку"  за шиворот не кинули, чтоб не
жил,  и  тогда,  может,  мир имел смысл,
которого не становилось больше, чем  ни-
когда не было, а лишь пропадали  продук-
ты  питания,  и  Вселенная раскачивалась
вокруг  своей  темноты, только чтобы  не
упасть  до  времени  в разные стороны, и
глупая  случайность  ее физиологического
устройства  становилась  теперь  оконча-
тельной...
  Он  ходил  по городу до самого вечера,
плача  и  смеясь,  обрывая клочья волос,
крича последние слова сквозь пену  окру-
жаюшей  атмосферы,  и от него шарахались
трамваи. А потом вдруг непоправимое спо-
койствие опустилось на него.
  Тормоз   вернулся  домой,  где,  кроме
Капронихи, давно никого не существовало.
Потому  как  его  мать, по словам Витька
Парахина,  была Секретный Космонавт и не
могла  до  времени  объявить свое имя, а
отец пятнадцатый год трудился на  комсо-
мольской  стройке за изнасилование и от-
туда  не  писал.  Старая  ведьма спала с
черным  лицом,  сидя  на  стуле.  Тормоз
боялся,  что  она станет мешать. Поэтому
тихо взял ее за горло и принялся душить.
Похоже,  Капрониха даже не успела  прос-
нуться:  дернулась два раза и, обмочась,
возвратилась  в тишину. Тормоз засмеялся
счастливым  смехом; побродил по комнате;
полистал  телефонный  справочник; собрал
все,  что нужно, в большую хозяйственную
сумку и, надев потертый пиджак, звенящий
от  подвешенных  на него орденов и меда-
лей, вышел за дверь.
  Он шагал по улице обеими ногами,  обу-
тые  в  резиновые  вьетнамки,  и, широко
улыбаясь, говорил встречным девушкам:
  - Гы-ы! Оби-бятельна! Бу-у!
  А  медали и ордена сверкали на солнце.
Потому что он начишал их каждый день.
  Он обожал награды. Любил каждую медаль
и каждый орден в отдельности, как родных
детей,  потому  что,  все  они достались
немалой  кровью. Никто не спрашивал как.
Но многие замечали, особенно в день  По-
беды: Тормоз либо пристраивался к  како-
му-нибудь  подвыпившему и вел его в тем-
ные заросли внутри города, а то - на бе-
рег  не посещаемого законностью  Карасу-
на, либо просто, крадучись, следовал по-
зади,  пока  его  могли видеть со сторо-
ны...  На  следующий  день к наградам на
его  прозрачном в локтях пиджаке прибав-
лялось еще несколько.
  ... Найдя   указанный   в   телефонном
справочнике  адрес, он позвонил в  квар-
тиру.  Дверь  открыла  молодая женщина с
бледными  волосами  и большими глазница-
ми:
  - Вам кого? - удивилась она и,  отсту-
пив на шаг, позвала: - Грыша! Это, долж-
но, до тебя прыйшлы!
  - Агы-гы-гу, - закивал Тормоз, брызгая
слюной.  - Сиса дедаем бо-бо! - Он вынул
из  хозяйственной сумки большой кухонный
нож с давно тупым от рубки курятины  ре-
жушими  кромками  и полоснул женщину под
кадыком.  Она  ничего  не успела. Только
пустила на себя кровь и закачала  жилис-
тыми ногами, расхристав коридорный поло-
вик.
  - Гы-а-а, - шевельнул горлом убийца.
  И,  взяв  ее  за волосы, ножом отделил
голову  от  бывшего  тела. В это время в
коридор Шмоналов:
  - Шо там такое, а? Шо та... - и  осек-
ся, не веря подлому пространству.
  - Ахфету  зьив! -угрожающе двинулся на
него Тормоз. -Мая-тох... гогухпета була,
бляха, дах тыш зьив!
  - Шо-шо? - пробормотал хозяин  кварти-
ры,  пятясь,  пока  не  уперся в финскую
стенку.
  - Побучи,  фука!  - прошептал Тормоз и
одним движением широкого лезвия  распах-
нул  живот  своему обидчику. Он взял его
вылезающий  кишечник и потянул по комна-
те.  Мимо стола, над креслом, вокруг те-
левизора.
  - Боже,  - удивился Шмоналов, - куда ж
ты  их... - и, противясь изъятию,  схва-
тился  со  своей  стороны  за похожую на
змею   красновато-перламутровую   ленту,
выползающую  из его чрева. - Отдай,  го-
ворю,  назат!  -  Оба  потянули в разные
стороны,  кишки вырвались из рук Тормоза
и,  брызгая  в  разные  стороны, ударили
Шмоналова по лицу.
  - А-а-ахль, - задышал он кровью. Потом
взглянул  на часы и, встав на четверень-
ки,  заспешил к двери, будто давно опаз-
дывал на работу.
  Тормоз  догнал  его в прихожей и  при-
вычным  уже движением отрезал его вскри-
кивающую и плачущую голову. Потом вздох-
нул, громко улыбнулся, огляделся по сто-
ронам и сходил вытереть о занавеску лицо
и руки. Помедлил немного.
  Тут  его  взгляд  упал  на  стоящую  в
стенке,  на  стеклянной  полочке, полную
конфет хрустальную вазу.
  Он  рассмеялся. Схватил вазу, бросился
в коридор, где лежали отрезанные головы,
и  долго забивал их нежевые, как железо,
рты  "  белочкой  " и " южной звездой ".
Пока  не наполнил их до отказа -так, что
конфеты торчали между зубов и  вывалива-
лись наружу.
  Только  после  этого он удовлетворенно
отер  пот со лба и, взяв бывшего  Шмона-
лова и его жену за волосы, пошел на ули-
цу.
  Вечер заканчивался, и небо теперь  ка-
залось  совсем  близким  для него только
не хватало стремянки, чтобы подняться  и
почувствовать   его  теплый  мрак,  где,
наверное,  нет еще перенаселения, как  в
Екатеринодаре,  и  квартиры  могут  про-
давться  не  только  беженцам из горячих
точек. Звезды светили наверху, не   тре-
буя  ничего  взамен, и Тормоз,     поль-
зуясь   возможностью,  усваивал  энергию
Вселенной  своим,  в  сущности, слабым и
незащищенным телом.
  Потом  он  ехал  домой  в троллейбусе,
сидя  на  месте  для инвалидов и положив
обе  головы  себе на колени. Люди вокруг
старались не прижиматься вплотную, чтобы
не  испачкать  одежду  кровью,  но  была
обычная  теснота,  поэтому  нет-нет да и
прижимался  кто-нибудь плашом или юбкой,
неодобрительно  ворча  и пихаясь локтями
по сторонам.
  - Откуль конфеты, сынок? поинтересова-
лась  свисавшая  сверху  старушка где-то
между Ленина и Мира.
  - С   поминок,  -  буркнул  Тормоз  и,
удивляясь собственной внятности,  отвер-
нулся к окну.
  Улицы   двигались  мимо.  А  он  ехал,
вздрагивая вместе с сиденьем для детей и
инвалидов,  и размышлял о необычной  су-
ществительности  мира.  Тихий  и усталый
человек.
  

             * * * * * * * * *