Спиридон Мартыныч Кторов Был директором конторы Главзаготснабсбытзерно - Стал он им не так давно. Не высокий, средних лет, Крупный лоб, красив брюнет. Вечно выбрит и отглажен, А в плечах - косая сажень. Кабинет его рабочий Был обставлен ладно очень: Стулья, стол давольно скромный, Книжный шкаф, диван огромный. В коже дверь, на ней запоры, На окне глухие шторы. Письменный прибор дородный И сифон с водой холодной. А в приемной - секретарша, Лет семнадцать или старше... Месяц - два они старались И с почетом увольнялись. День от силы проходил, Новый ангел приходил. Было так и в этот раз, О котором мой рассказ... Сам из отпуска вернулся, В дверь вошел и улыбнулся: Дева дивная сидит, На него в упор глядит. Взгляд прямой, открытый, чистый. "Как зовут, тебя?" - "Фелистой. У Тамары - биллютень, Я сегодня - первый день." "Так, прекрасно!". Спиридон, Встал и сделал ей поклон. "Спиридон Мартыныч Кторов - Я, директор той конторы. Тоже первый день в работе. Ну, потом ко мне зайдете. Я введу Вас в курс всех дел." Кторов снова поглядел, Улыбнулся, поклонился И в пенаты удалился. А Фелиста вся зарделась - Ей сейчас к нему хотелось. Чтоб был точный дан приказ, Чтоб потом, а не сейчас. Здесь прерву я нить рассказа, Потому, что надо сразу О Фелисте рассказать И ее Вам описать Высока, с приятным взглядом, С очень крупным круглым задом, С головой - не без идей, С пятым номером грудей. С узкой талией притом, С пышным, нежным, алым ртом. Волос - цвера апельсина, До сосков - довольно длинный. Голос томный и певучий. Взгляд предельно злоебучий. Здесь замечу непременно, Что еблась она отменно. Знала сотню разных поз, Обожала пантероз. Сладко делала минет. Все узнала в десять лет. В те года с соседней дачи Помогал решать задачи Ей один артиллерист - В ебле дядя был не чист. Достовал он хуй тихонько, Гладить заставлял легонько. Сам сидел, решал задачи, Объясняя, что, где, значит. Это было не понятно, Но волнующе приятно: И упругий хуй в руке, И ладошка в молоке. Арифметика кончалась, Платье с девочки снималось. И язык большой и гибкий Залезал Фелисте в писку. По началу было больно, Рот шептал: "Прошу! Довольно!" Но потом привычно стало. Целки в скорости не стало. И за место языка - Хуй ввела ее рука. А примерно через год Научилась брать хуй в рот. Месяцы бежали скопом. Набухали груди, жопа. Над пиздой пушились дебри. Набирался опыт в ебле. А к шестнадцати годам Переплюнула всех дам. Сутками могла ебаться. Ёрзать, ползать, извиваться. По-чепаевски и раком, стоя, Лежа, в рот и в сраку. С четырьмя, с пятью, со взводом. Девочка была с заводом. И сейчас она сидела, Мерно на часы глядела. А в пизде рождалась буря, Буря! Скоро грянет буря! Ведь Тамара ей сказала: "Спиридон - лихой вонзала." Сердце билось сладко-сладко И пищало где-то в матке. Руки гладили лобок. Ну, звони, скорей, звонок. И звонок приятной лаской Позвонил, как будто в сказке. Захлебнулся, залился. Время же терять нельзя. Трель звонка слышна нигде. Что-то екнуло в пизде. И Фелиста воспылав К двери бросилась стремглав. Ворволась. Закрыла шторы. Повернула все запоры. Жадно на диван взглянула. Резко молнию рванула. И в мгновение была В том, в чем мама родила. Спиридон как бык вскочил И к Фелисте подскочил, Доставая бодро член, Что кончался у колен. А затем он также быстро На ковер свалил Фелисту. И, чтоб знала кто такой, Ей в пизду залез рукой. Но Фелииста промолчала - Ей понравилось начало. Улыбнулась как-то скупо И схватила ртом залупу. Стала втягивать тот член, Что кончался у колен. Вот исчезло пол-конца, Вот ушли и два яйца. И залупа где-то ей Щекотала меж грудей. Спиридон кричал:"Ах, сладко!" И сдеpал рукою матку. Цвета белого стекла Сперма на ковер стекла. А глаза ее горели, Хуй ломал чего-то в теле. Кисть руки пизда сжимала, Так, что чуть не поломала. Приутихли, раскатились. Отдохнули, вновь сцепились. Вот Фелиста встала раком. Он свой хуй ей вставил в сраку. А пизду двумя руками Молотить стал кулаками. А она за яйца - хвать И желает оторвать. Снова отдых, снова вспышка. У него уже отдышка. А она его ебет, И кусает, и скребет. И визжит, и весеситься, И пиздой на рот садиться. Он вонзает ей язык, Что могуч так и велик, И твердит: "Подохну тут". А часы двенадцать бьют. Кровь и сперма - все смешалось, А Фелиста помешалась. Удалось в конце концов Оторвать одно яйцо. А потом с улыбкой глупой Отжевать кусок залупы. Он орет: "Кончаюсь, детка!" А она ему менетку, Чтоб заставить хуй стоять. И ебать, ебать, ебать... Утром, труп его остывший Осмотрел я, как прибывший Из Москвы кременалист. Так закончил журналист Свой рассказ Печальный очень, и добавил: "Между прочим С нами следователь был, Очень юн и очень мил." Побледнел он, покраснел. На девицу не глядел. Так неглядя к ней склонился, Перед этим извенился. И зо рта ее извлек Хуя - жеваный кусок. И изрек один вопрос: "Заебли его. За что-с?" И ответила Фелиста: "Этот был - артиллеристом. Рядом с нами жил на даче И умел решать задачи." Время шло, прошло лет пять. Мой попутчик мне опять, Как-то встретился под Сочи. Мы обрадовались Очень нашей встрече И всю ночь - пили, Все отбросив прочь. А когда бледна, полна, Над землей взошла Луна, Звезды на небе застыли. Он спросил: "Вы не забыли мой рассказ, Когда Фелиста Заебла артиллериста?" В миг с меня сошла усталость, Я спросил: "А что с ней сталось?" "Значит помните гляжу, Что ж, хотите расскажу!" Затаив свое дыханье Я в момент обрел вниманье, И сонливость спала сразу В ожидании рассказа. И второй его рассказ Я поведаю сейчас... Если помните, там был Следователь - юн и мил. Он с нее там снял допрос А потом в Москву увез. Сдал в "Бутырку" под расписку И зачал писать записку О своей командировке В кабинете на Петровке. Только все терял он суть, То в глазах всплывала грудь, То большие ягодицы Арестованной девицы. То огромные сосочки. Встал отчет на мертвой точке. Хуй дрожал, мешая мысли, А его сомненья грызли. Все ли сделал для отчета, Нет в допросе ли просчета, И за ту держусь я нить. Надо передопросить. Так решив, отчет сватил И в "Бурырку" покатил. А Фелиста будто знала, Молча с табурета встала. Также молча подошла И дыхальем обожгла. "Умоляю, помогите. Все отдам, коль захотите. Лишь спасите от тюрьмы. Я боялась с детства тьмы. Я пугалась скрипов, стуков." А рука ползла по брюкам. Жадно хуй его искала, По щеке слеза стекала. Вдруг присела. Нежный рот Из ширинки хуй берет. И засасывает славно, Чуть, слегка, качая плавно. Следователь вмиг вспотел. Видит Бог - он не хотел. Против воли вышло это, Для познания минета. А она его прижала, Все в юристе задрожало И бурлящие потоки Потекли в пищепротоки. Две недели шли допросы. Он худел, давая кроссы От "Бутырки" и назад. Шли дела ее на лад. Он худел, она добрела. Им вертела, как хотела. Он доопросов снял не мало, А она трусы снимала. От допросов заводилась И верхом на хуй садилась, Или делала отсос, Отвечая на вопрос. День за днем чредою шли. В скорости ее ебли Адвокат и прокурор И тюремный спецнадзор. Утром, вечером и в ночь Все хотели ей помочь. А Фелиста, как могла, Им взаимно помогала. Бодро делала минет С переходом на обед. Так наш суд на этот раз От тюрьмы Фелисту спас. Предложив за еблю, в дар, Выехать под Краснодар. У кого-то там приятель Был колхозный председатель. Для Фелисты зтот кто-то У него просил работу. Все девицу провожали, Наставляли, руку жали. А простившись, как пижоны Все разъехались по женам. С шиком ехала Фелиста, Поезд мчиться очень быстро. Проводник разносит чай. Пару раз он невзначай Жопы девицы коснулся, А на третий оглянулся, Взгляд на бедрах задержал И к себе ее прижал. А она сказала тихо: "Как Вы сразу, это лихо. Что у Вас здесь? Ну и ну. Я попозже загляну!" Ровно в полночь, дверь открыв, И ее к себе впустив, Он под чайных ложек звон До утра качал вагон. А она под стук колес Исполняла "Хайдеросс". Утром поезд сбавил ход. Вот перрон, стоит народ. Много солнца, небо чисто. Тут должна сойти Фелиста. Вышла, робко оглянулась И невольно улыбнулась. Ей букет сует мужик, Из толпы несется крик. Под оркестр отдают Пионеры ей салют. Кто-то вышел к ней вперед, Нежно под руку берет, И под звучный барабан Приглашает в шаробан. "Трогай!" - кучеру кричит И загадочно молчит. В миг с лица сошла улыбка. "Здесь какая-то ошибка. Объясните, эта встреча, Барабан, цветы и речи, Тот кому это - не я" "Что, ты, рыбонька моя. Из Москвы вчера как раз Мне прислал мой друг наказ Встретить пятого, в субботу И доставить на работу. Ты возглавишь конный двор." Это был мой прокурор. Он все это объясняет, Сам за жопу обнимает, Нежно за руку берет И себе на член кладет. Шепчет ей: "А ну - сожми!" Кучеру орет: "Нажми!" Эх трясучие дороги. "Хошь, садись ко мне на ноги!" Что Фелисте объяснять. Та давай трусы снимать. Хуй достала, встала раком, На него насела сракой. И пошла работать задом, Помогая всем ухабам. Кони резвые несуться, Конюх чувствует - ебуться. И хотя мальчонка мал, Тоже свой хуек достал. Сжал в кулак и быстро водит - Ебля всякого заводит. Конь учуял это блядство. Мчал сначала без оглядства. А потом мгновенно встал, Доставать свой кабель стал. Ржет, подлец, и не идет. Лошадиный член растет. Как Фелиста увидала, Мужиков пораскидала, Подползла под рысака, Обхватила за бока, Пятками уперлась к крупу И давай сосать залупу. Пыль столбом, рысак дрожит, Вдруг с кишки как побежит. Баба чуть не захлебнулась, Тело конское взметнулось, Конюх тихо заорал, Председатель деру дал. Конь хрепит, она елду Конскую сует в пизду, И вертиться как волчок. А в степи поет сверчок. Час в желании своем Измывалась над конем. Племенной рысак сволился, Охнул и пиздой накрылся. А Фелиста отряхнулась И на станцию вернулась. Ночью тихо села в поезд И отправилась на поиск Новых жертв своей пизды. Через семь часов езды Где-то вышла и пропала. С той поры ее не стало. Но я верю, уж она-то, Где-то выплывет, когда-то. И пока живем и дышим Мы о ней еще услышим. (C) Наталия Веселова